Гарсиласо стоял рядом и растерянно смотрел на свои руки, те были запачканы кровью Ангелочка. Попытался отереть их о штаны, но в ужасе отдёрнул и отшатнулся. Похоже, племяннику первое убийство далось несколько тяжелее, чем ей. Хенрика поспешила встать и прижать мальчика к себе. Если он раскричится, сюда прибежит хозяин постоялого двора, и тогда конец всему. Салисьо вертел головой, переводя взгляд от одного трупа к другому. Почти не моргал и часто дышал. Заметив окровавленный стилет в её руках, уставился на него, попытался отстраниться. Хенрика убрала оружие за пояс под самой грудью. Нужных слов не находилось, надо было убегать. Племянник коснулся рукой рта, отдёрнул пальцы, будто губы ожгло, и снова уставился на вымазанную кровью руку. Эту кровь надо смыть, иначе он будет не в себе.
— Я убил его, — шёпот Гарсиласо рассёк тишину.
Хенрика крепко сжала его руку и потянула к окну. Находиться здесь она и сама больше не могла. В руках появилась дрожь, яльтийская волчица покидала её.
— Чтобы спасти меня. А я убила, чтобы спасти тебя. Возьми кинжал и идём.
— Нет! — Гарсиласо вырвал руку и отпрянул. — Это оружие убийц, я не притронусь к нему! — Он бешено замотал головой.
Оружие убийц… А мы с тобой теперь кто, славненький?
— Нет-нет, не нужно. — Она обняла племянника и поцеловала его в макушку. — Конечно нет. Но нам надо уходить.
Мальчик растерянно кивнул, зажмурился. Этот случай в своей жизни он явно хотел поскорее забыть. Тут Хенрика разделяла его чувства.
Они вылезли через окно, обошли постоялый двор и, не потревожив пьяный сон конюха, вывели лошадей. Всё как во сне. Липкие от крови руки всё делали сами.
Они уехали в ночь, и снег заметал их следы. Следы убийц. Они молчали, каждый в своих мыслях. Гарсиласо спрятался под капюшоном. Никаких слёз. Он закрылся от всего света и не мигая смотрел перед собой. Лучше бы племянник кричал, обливаясь слезами, Хенрике было бы легче. Внутри всё клокотало, руки нервно стискивали поводья. Она поняла, что искусала губы в кровь и даже не заметила этого. Хотелось крикнуть в ночь, чтобы освободится от этого клокота в груди, что всё рос и бурлил, как кровавая пена на губах головорезов. Хенрика сморгнула. Тихо, слишком тихо.
— Гарс?
Он не откликнулся.
— Гарсиласо!
Племянник вздрогнул и оглянулся, резко дёрнув поводья. Кобыла под ним недовольно заплясала.
— Не думай об этом. Пообещай мне, что не будешь.
Он раскрыл рот и снова закрыл, нерешительно кивнул.
— Мы спасали свои жизни. Ты проявил отвагу и мужество, если бы не ты, меня бы убили. Ты не убил, ты спас. Ты слышишь меня?
— Да. — Он снова кивнул и скинул капюшон. — Убил, чтобы спасти того, кто мне дорог.
Этот разговор звучал как-то жутко. Хенрика посмотрела на маленького мальчика, слишком низенького и худенького для своих лет. Но решительности и отваги в нём было побольше, чем во взрослом мужчине. Тех немногих уроков, что давал ему старший брат, хватило, чтобы разбудить кровь Яльте. Волчонок вновь показал зубы, хотел Салисьо того или нет.
Снег усиливался. Хенрика подгоняла лошадь, следовало скорее свернуть на тракт. Она начала жалеть, что не перерезала глотку Громиле, когда поняла, что слух за что-то цепляется. Её пробрал озноб. Она оглянулась. Оказалось, это Гарсиласо. Он ехал чуть поодаль с прикрытыми глазами. Хенрика прислушалась. Мальчик шептал отходную молитву. На щеках блестели слёзы, отражая тусклый, заоблачный свет луны.
Глава 37
Блицард
Хильма
— Брат солнцем сестре целует лик её луннобелый. Сияй, говорит, у ночи всех забирай слепцов…
Райнеро вгляделся в собственное отражение. Жалкое зрелище, у него даже не осталось гнева, чтобы разбить эту гладь, разогнать осколки льдинок, спугнуть с вод фонтана кокетку Луну. Вместо этого он легко коснулся лунного лика, тонкое кружево льда истаяло, кончики пальцев не почувствовали холода, только тепло. Чем не поцелуй?
— Чтоб отыскал приют бродяга окоченелый. Чтоб клинок благородный наказал подлецов…
Смешно, но сегодня змеистый клинок не покидал ножен, хотя Райнеро несколько раз согревал ладонью рукоять. То, что случилось, казалось кошмарным сном наяву. Сколько он ни закрывал глаза, видел лишь темноту да оскал дядюшки. Нет, было ещё кое-что там, в темноте. Тепло руки ангела на его запястье. Юлиана стала ему спасительницей, укрыла без сомнений, без страха. Это её лицо смотрело на Райнеро из лунного пятна, бледное, обеспокоенное, но с такими родными мягкими чертами.
Кровь, что кипела от гнева, давно остыла. Ещё немного, и Райнеро сам начнёт покрываться льдом. Чего он ждал, сидя на кромке разрушенного фонтана? Бастард и сам не знал, хотя уже давно решил, кто здесь главный подлец. Не дядюшка, о нет, тот всего лишь вёл свою игру или был непроходимым тупицей. Настоящий подлец приходился бастарду отцом, вот по кому тосковал кинжал. Но если подлец спал сном праведника, то бродяга был здесь, смотрелся в лицо Луноокой, силясь развидеть в нём любимые черты, и пел ей колыбельную. Ей одной, его благодарной слушательнице, чтобы не глядела. Чтобы уснула.