Яблочные дни. Часть I

— Я всё равно добьюсь этого, но уже законно, — услышал он собственный голос. Рейнольт подошёл так близко, что почти касался губами её ушка. Женщина вздрогнула, затаила дыхание. Нежная белая шейка всё ещё манила, но сейчас Рейнольт упивался страхом. Он вставил ключ в замочную скважину, положил руку женщине на живот. — А как произносить имя Оссори, ты у меня позабудешь.

Щёлкнул замок, распахнулась дверь. Альда исчезала в полумгле коридора, и то животное желание, что владело чувствами и мыслями Рейнольта, превращало его в зверя, тоже уходило. Что же они наделали.

От боли в боку Дисглейрио испустил вздох, попытался отодвинуться. Моргнул. Сквозь мутную пелену проступали огни факелов. Новый пинок по рёбрам. Дисглейрио стиснул зубы. Огни пропали, и появился кто-то чужой, с длинными, падающими на лицо волосами. Он наклонялся над Рейнольтом и беззастенчиво его рассматривал, что-то порыкивая в усы на блицард. Дисглейрио сощурился, попробовал сесть, но мужчина опустил ногу в жёстком сапоге ему на грудь и облокотился о своё колено, наклоняясь ещё ниже.

— Я знаком с не многими блаутурцами, но этого хватает, чтобы судить — как ж вы похожи. Одинаково врываетесь в мой дом, размахивая клинком, и не приносите извинений ни тогда, ни теперь. — Блицардец заулыбался. Но по мере того, как ширилась улыбка, зубы оголялись, и получался настоящий хищный оскал. Рейнольт оскалился в ответ, правда, от боли. — Воспитание поразительное. Однако на сей раз вы ворвались в гости ко мне, королю — королю! — Блицарда, а я воспитан так, что не могу вас прогнать. Подданные брата моего Лоутеана всегда могут рассчитывать если не на радушный приём, то хотя бы на почётный арест. Добро пожаловать, граф Рейнольт.

[1]Корругология — исследования староравюннского учёного о лице человека, включающее в себя толкование не только его строения, но и родинок, морщин и т. д.

Глава 41

Блицард

Хильма

У геральдической рыбины над камином был единственный мутный глаз, но и тем она пыталась заглянуть гостю в душу. Так мог бы смотреть сам барон форн Боон… Отвратительный человек. И гостиную он убрал просто отвратительной мебелью. Кресло, в которое усадили залётного принца, было узким, как гроб, и таким же жёстким. Вязаный коврик под задницей и спиной не смягчал неудобств, да и накинули его не за этим. Обстановка явно помнила ещё прежнюю королевскую династию. Без единого закруглённого угла, мебель высекли без особой искусности и ничем не украсили. Время же постаралась на славу, обшарпав её, разъев трещинами. Райнеро отдёрнул руку от подлокотника, мало ли, вдруг заноза. Кубок в другой его руке испакостили чеканкой форели, но кларет всё же не заимел рыбьего привкуса.

Как и одевшаяся в рыбьи цвета Юлиана осталась далека от сходства с гербом Боонов. Пусть ворот сорочки у неё под платьем закрывал шею, манжеты свисали по самые пальцы, подол стелился по полу, неубранные волосы всё равно обращали благопристойность в порок. Как он мог видеть ангела в этой обворожительной нечестивице? Она спала с королём и в то же время шла против его воли, уводя у него из-под носа его племянника. Но коль скоро она не ангел, не попался ли Райнеро в ловушку? Холод прихватил его за плечи хищными лапами, клацнул в затылок. Первая подданная его милости… Лауритс Яльте заслуживает верности. В отличие от ублюдка, беглеца и отцеубийцы.

— Допустим, плавники и чешую тебе навязали, — Райнеро кивнул на герб над камином. — Но когти, усы, оскал тебе вроде бы нравились. Зачем ты помогаешь быку? Знай, у меня рога, чуть что не по мне — забодаю.

— У вас рана, — невпопад выпалила Юлиана и провела пальцем у себя по щеке. Вероятно, сочтя жест непристойным, завела руки за спину.

— О, — смешок вышел откровенно злым, — мне не жить. Но пока я истекаю кровью, ты успеешь или предать меня или спасти. Что ты выберешь?

Юлиана присела в глубоком реверансе и отвернулась к комоду у камина. Райнеро отставил кубок на подлокотник, чуть подвинулся вперёд. Кожу закололо от напряжения. Он не даст ей предать его, и миру с собой не позволит расправиться тоже.

— Я хочу надеяться, — как этот заискивающий тон не вязался с женщиной, надевшей мужское платье и ножны на встречу с «несчастненьким», — что грамота на титул графа А́гне и семьдесят тысяч хенриклей убедят ваше высочество в моей преданности.