Яд персидской сирени

Лена улыбнулась и кивнула.

— Нажарит картошки! — ухмыльнулся Володя. — Ничего, дружбан, все путем. Главное, ты дома. Сейчас присядем, примем за освобождение, я принес красное винцо. Тебе ж больница надоела до чертиков! Я лежал с аппендицитом, до сих пор помню, как…

— Пошли! — перебила Вера. Ее раздражал его показной оптимизм. — Покажу тебе твою комнату, переоденешься. А потом посидим, если ты не устал. Есть хочешь?

Казалось, она избегает называть мужа по имени.

— Пока нет, — ответил мужчина. — Я бы принял душ…

— Конечно! Я все приготовила, у тебя своя ванная. На кровати одежда. Идем, Паша.

Они медленно поднялись на крыльцо. Вера придерживала мужа за локоть, он тяжело опирался на перила. Володя и Лена смотрели им вслед.

— Твой подопечный, — сказал Володя негромко.

— Плохо выглядит, — сказала Лена. — В гроб краше кладут.

— Еще бы! Девять месяцев в коме в этой паршивой больнице. Ничего, оклемается. На нем живого места не было, перекроили и сшили заново. Почти как новый, только прихрамывает. Ничего, Ленок, он мужик спокойный, справишься.

— Ты говорил, он потерял память…

— Ты же его видела? Он же ничего не помнит. Он себя не помнит, озирается, присматривается…

— А что говорит доктор? Память вернется? Он вообще нормальный?

— Они ни хрена не знают. Потеря памяти то ли от травмы головы — тогда не вернется, то ли психическая, тогда есть надежда. Лично я думаю, что из-за травмы, его же всего переломало. Я вообще не думал, что он поднимется, а он, видишь, оклемался, соображает, понимает, что говорят, отвечает. Правда, доктор сказал, могут быть припадки…

— Какие еще припадки?

— Потеря сознания или вообще перестанет воспринимать… они пока не знают. Он предложил оставить его в больнице, хотел понаблюдать, но Вера не согласилась, жалко его. Пусть дома, и будь что будет. Выписали кучу лекарств, будешь следить, чтобы принимал. Кормить будешь, вон как отощал, на человека не похож. Ничего, Ленок, справишься. Тут тебя не обидят, Вера целый день на работе, ты сама себе хозяйка. И деньги неплохие.

— Знаешь, я много таких повидала, — сказала Лена. — Поверь моему слову, он не жилец. Лучше бы оставили его в больнице, в случае чего откачают, а «Скорая» может опоздать.

— Человек предполагает, Ленок, а бог располагает, как говорил мой дед. Никому не ведомо, что будет: сегодня есть человек, а завтра… — Он развел руками. — У каждого своя судьба.

— Что с ним случилось?

— Машина сбила.

— Нашли?

— Особо и не искали, у полиции дела поважней.

— Да уж! А эта… Татка, кто она такая?

— Никто. Сводная сестра Веры. Она здесь временно, не сегодня завтра уедет.

— Это правда, что она психическая? Ты не говорил, что она была в психушке, мне Светка рассказала. Говорит, буйная, психопатка и убийца. Это правда?

— Светка еще не то скажет! Слишком много воли взяла, трепала языком, вот и вылетела. Я давно говорил Вере: дрянная девка, ленивая, языкатая, гнать надо. Уходить не хотела, плакала. Теперь, конечно, язык распустит. Не бойся! Татка смирная, на лекарствах, из своей комнаты не выходит. Она девчонкой пырнула ножом сожителя, от тюрьмы отмазали и сдали в психушку. Я ее тогда не знал, говорят, отчаянная была, по притонам шлялась, пила, кололась. И дружки такие же. Семья с ней намучилась. Ей всего двадцать пять, а на вид чуть не сорок. Опухшая, страшная, ты же видела. В психушке у нее крыша совсем поехала, вены резала. Сейчас у нее вроде как каникулы. — Володя хмыкнул. — Вера уже подыскивает новый пансион, как только подвернется путевый, так сразу наша Татка вернется к привычному образу жизни. Она не опасная, главное, корми вовремя таблетками. А будут проблемы, обращайся, я всегда рядом…