— Полю. Травы полно, все руки не доходят. Растет как на дрожжах. — Она говорила не поднимая головы.
— Покажите, что рвать.
— Не нужно, руки испортишь.
Ника посмотрела на свои загорелые исцарапанные руки и вздохнула. Присев рядом с Любой, принялась дергать сорняки.
— Тимка починил подвесную дорогу, — сказала Ника. — Хотите подняться с нами?
— Да я была, — ответила Люба.
— Правда? А что там?
— Далеко видно — вся долина как на ладони, дальний лес, озера. У нас тут места красивые.
— Просто удивительно, что так мало людей.
— Даст бог… — пробормотала Люба, не поднимая глаз.
— А почему ваш медовый кооператив распался?
— Как началось, его сразу купил какой-то новый. У нас мед был знаменитый. Тут полно акации, как зацветет в мае — воздух сладкий, ветер дунет — голова кругом, пчелы просто дуреют. И мед светлый, поставишь банку — на всю округу пахнет. И черемуха за ней почти сразу. Мед тоже светлый, но с горчинкой, и пахнет так, что душу переворачивает. Директор наш, Дмитрий Янович, диссертацию написал, все про мед знал. А новый вызвал его к себе и говорит: нужно увеличивать рентабельность, ульев побольше, добавлять сахар, меляс, а у нас мед всегда как слеза чистый. Дмитрий Янович ему возразил, а он его матом. Хозяин. Он вернулся домой, лег да и помер. Инфаркт.
— Вот гад! — сказала Ника.
— А за ним дедушка Мирон, старый уже был, всегда говорил, что он — пчела в человеческом обличье. Они его любили, и он к ним как к детям. А его сын, Иван, вдовый был, собрался да уехал к сыну в город. Да так как-то народ и разъехался. А кто и помер. Новый привез каких-то пришлых, да у них не заладилось. А потом его убили. Кооператив перекупили, потом еще. Были бы деньги, мы бы его сами выкупили. А теперь пчел мало, людей нет, новые не приживаются. Тут у нас работать надо, а городские тут дома скупили, как приедут — музыка, пьянки, крики. Одна радость, что недолго ездили. Потом курорт затеяли строить. Сейчас вот только одни вы…
— Может, дать объявление в газету, что нужны переселенцы? — предложила Ника.
— Упаси боже! — воскликнула Люба. — Тут не всякий человек нужен. Я думаю, кому надо, сам найдет.
— Но ведь никого же нету!
— Значит, не пришло время.
— Но тут же все старые уже.
— Значит, судьба.
— А сколько вам лет? — вдруг спросила Ника.
— А сколько дашь?
— Не знаю… — замялась Ника. — Лет тридцать… пять?
— Почти. Тридцать два.
— Правда? — простодушно удивилась Ника.
— Правда.
Они помолчали. Люба локтем вытерла лоб и сказала:
— Жарко!
— Ага. А вы не хотите в город переехать? Там люди, кино, кафе, магазины. Мы со Светкой… это моя подруга, часто бегаем в одну кафешку, кофе там, ликерчик, музыка. Потом еще наши подгребают. Весело!
— Да что же я там делать-то буду? — воскликнула Люба. — У меня и образование никакое, восемь классов всего. Куда? На фабрику? В общежитие? А тут — воля. Любку тоже не бросишь, и огород. Боюсь я вашего города.
Они помолчали. Потом Ника вспомнила:
— А этот Андрей, который подвесную дорогу строил… Его тоже убили?
— Убили? Нет! Сам бросил, соскучился. Говорили, уехал за границу.
— А эколог, который пропал? Вы его знали?
— Кто? — не поняла Люба. — Кто пропал?
— Ну, ученый, который изучал гору.
— Не слышала, чтобы кто пропал. Разве на Детинце можно пропасть? Он же весь на виду. И лес негустой. Там, повыше, тьма земляники, просто земля красная. А пахнет так, что… не знаю!
— Душа переворачивается? — подсказала Ника.
Люба кивнула.
— А Капитан чей? Мне говорили, Андрея.
— Не знаю, может, и его. Крутился около рабочих, ошейник был в таких вроде железных шипах. А потом ушел с ними. А через полгода, весной, объявился — уже без ошейника. Да так и остался. Он хороший, только дурной.
Капитан слушал, склонив голову набок и высунув язык. Морда у него была серьезная.
— А как Наталья Антоновна мужа уморила? — спросила вдруг Ника.
— Травами. Она в травах хорошо разбирается.
— Так у него же рак был! Зачем его травить?
— Травить? Господи, да что тебе в голову стукнуло? Разве ж она его травила?
— Вы же сами сказали: уморила!
— Так это же совсем другое! Он очень болями мучился, не спал, так она ему крепкие отвары давала, от них он почти все время спал. Морила, а не травила!
— А вы умеете? Морить? Или нет, приворожить?
— А что ж тут уметь? Вон любистока сколько! Самое крепкое приворотное зелье.
— Правда? — поразилась Ника.
Люба рассмеялась невесело.
— Не знаю, может, и правда. Только… приворожить легко, да удержать трудно.
Люба и Наталья Антоновна сидели во дворе у докторши. Люба — в выцветшем голубом платье, с белой косынкой на плечах. Руки ее мяли косынку, поправляли волосы, теребили ворот. Наталья Антоновна взяла ее руки в свои и сжала. Она смотрела мимо Любы, куда-то на гору. Лицо у нее было сосредоточенным. Люба сидела с опущенными глазами, несчастная, виноватая, лишь иногда взглядывала — как синим огнем полыхала.
— Когда они уезжают? — спросила вдруг докторша.
— Не знаю. Тимофей Сергеич починил подвесную дорогу.
— Как ее можно починить, если нет электричества? Да и зачем? А движок?
— Движок… нет пока.
— Напомни. А ты сама что чувствуешь?
— Не знаю. — Люба побагровела. — Вроде… да.
— Да.