Яд персидской сирени

Он положил на тарелку кусок рыбы, полил соусом из сине-белой соусницы. Налил в бокал вина. Сглотнул от предвкушения и расправил на коленях салфетку. И тут вдруг раздался громкий неприятный щебет райской птицы, заставивший его вздрогнуть. Дверной звонок! На лице его отразилось удивление — никак гости? Он подождал, прислушиваясь, надеясь, что звонок не повторится. Звонок повторился. Дядя Витя поднялся и пошел в прихожую. Заглянул в глазок и широко распахнул дверь. Сказал, хохотнув: «Вот так сюрприз! Как раз к ужину! Заходи!»

Человек шагнул через порог и, резко взмахнув рукой, ударил дядю Витю ножом в живот. Раз, другой, третий…

…Потом он сидел в кабинете, разбирал бумаги. Искал документы, те самые, компромат. Иногда поднимал голову и прислушивался. Все было тихо. Дом был старый, с толстыми стенами, и жили в нем солидные люди с достатком. Убедившись, что все в порядке, он возвращался к бумагам, удивляясь про себя, что у дяди Вити не было сейфа. Деньги, золото — дорогие часы, перстни, запонки и цепочки — хранились в деревянной шкатулке в запертой тумбе стола. В центральном ящике лежали документы. Он перебирал их, с досадой убеждаясь, что того, что он искал, там не было. Швырял на пол, убедившись, что они не представляют ни малейшего интереса. Старые письма, просроченные банковские документы, какие-то квитанции… Старый ненужный хлам! Он швырял охапки бумаг на пол, злясь и бормоча ругательства. «Не может быть, — бормотал он, — черт! Где-то здесь, негде им больше быть! Ищи!» — приказывал он себе, но искать больше было негде. Вывороченные пустые ящики, пол, усыпанный белыми листками…

Он стал лихорадочно сбрасывать на пол книги с полок, они летели на пол с глухим неприятным стуком. Ничего! Старый хрыч блефовал, ничего у него нет! А он повелся, как мальчишка, как пацан! Перед глазами мелькнула картинка: лежащий на полу человек…

Вне себя от бешенства, он ударил ногой по нижнему ящику, тот отлетел к стенке и перевернулся. Ко дну снаружи был приклеен скотчем узкий длинный конверт. Он застыл на месте: неужели? И едва не застонал от облегчения: вот оно! Он оказался прав!

Конверт был запечатан; там, где положено быть адресу, выведено большими буквами: «Август» и год… двадцать лет назад. Он вскрыл конверт и углубился в чтение. По мере того как он читал, брови его изумленно лезли вверх; не удержавшись, он пробормотал:

— Черт! Черт, черт, черт… вот это поворот! Это же… бомба! Ну, Верочка, теперь посмотрим!

Он словно сошел с ума — беззвучно смеялся, потрясая письмом, перечитывал его снова и снова, смакуя, повторял вслух отдельные фразы; бормотал:

— Ну, дядя Витя, спасибо, родной, удружил! Слаб ты против Володи Супрунова… слаб, а думал, хозяин! Облом, дядя Витя… старый ты дурак, думал, всех переиграл… а оно вона как! Кончился твой фарт, дядя Витя, извини-подвинься, уступи место достойному. Что ни говори… есть все-таки справедливость на свете! Есть!

Он пошел из кабинета, не потрудившись выключить настольную лампу. Вернулся с порога, сгреб золотые украшения, распихал по карманам. Прошел через гостиную, скользнув взглядом по красиво сервированному столу, подумал, ухмыльнувшись, что… все! Закончилась красивая жизнь дяди Вити. И пруха тоже закончилась. Отыграл свое дядя Витя, старая жадная сволочь…

В прихожей он осторожно переступил через неподвижное тело; застыл, прислушиваясь; достал из кармана некий предмет, бросил на пол, с хрустом раздавил каблуком. Затем, с легким щелчком открыв дверь, выскользнул из квартиры…

Глава 33. Майор Мельник. Дела давно минувших дней

— Привет, бойцы! — Так странно приветствовал майор Мельник Монаха и Добродеева, поджидавших его за отрядным столиком в баре «Тутси». — У вас двенадцать минут.

— Пиво будешь? — спросил Монах. — С фирмовыми Митрича?

— Что такое «фирмовые Митрича»? — спросил майор Мельник, усаживаясь.

— Это невозможно описать, — сказал Монах. — Сейчас Митрич принесет, ждали тебя.

— Ага, — кивнул майор Мельник. — Куда вы опять встряли?

— Да так сразу и не расскажешь, — туманно сказал Монах. — Тебе какое? Светлое? Темное?

— Светлое. Слушаю. Ну?

— Дело Мережко помнишь? — спросил Добродеев. — Убийство мужчины. Убийца — его подруга, молодая девчонка…

— Помню. Я начал, потом передал Глебу Данилко. И что?

— Хорошо помнишь? — спросил Монах.

— В разумных пределах, — подумав, сказал майор. — И что?

— В двух словах можешь изложить?

— Могу. Был звонок, я выехал. Коммунальная квартира, соседи толпятся, на полу мужчина в крови, другой держит девчонку за руки, у нее нож, она вырывается и кричит. В кровати женщина, тоже кричит, прикрывается одеялом. Девчонка — Татьяна Мережко, семнадцати лет, мужик — ее любовник. Убийство на почве ревности.

— А в постели звездная свидетельница, — заметил Монах. — Зоя Кулик.