— Возможные? — переспросил майор Мельник. — В каком смысле — «возможные»?
— Мало ли?! А вдруг кто-то из соседей вспомнил бы, что слышал ночью крики? Или видел… кого-нибудь той же ночью? Татке было четыре года, когда мать исчезла. То есть она бросила ребенка в пустом доме и убежала с любовником. Причем ее помнят как домашнюю, неуверенную в себе, робкую, а тут вдруг — побег!
— Что же, по-твоему, с ней произошло?
— Я думаю, ее убили.
— Кто и почему?
— Нужно спросить у того, кто распустил слух о ее побеге. Он знает наверняка.
— Ты его знаешь?
— Знаю. Думаю, что знаю. Гипотетически, скажем так.
— Как это можно проверить?
— Элементарно.
— А ты не думаешь, что убийца сам Мережко? — спросил майор Мельник.
— Вряд ли. Не думаю. Не знаю. — Монах задумался ненадолго. — Нет. Если бы не тот, кто искал ее… уж очень это было шито белыми нитками. Похищение с целью выкупа не проходит по той же причине. И главное — не могла она бросить ребенка одного в пустом доме.
Майор Мельник хмыкнул.
— Если окажется, что могла, то моя вера в человечество будет окончательно подорвана, — сказал Монах. — Не могла. Хочешь пари?
— На что?
— На три ужина у Митрича.
— Ты сказал элементарно, как?
— Поговорим с соседкой еще раз. Хочешь с нами? Очень милая старая дама.
Майор Мельник кивнул и посмотрел на часы. Монах тоже посмотрел на часы и сказал с сожалением:
— Черт! Старая дама в данный момент спит, придется завтра. Сможешь?
Майор Мельник снова кивнул.
Глава 34. Катастрофа
Вера отложила книгу и погасила настольную лампу. Закрыла глаза и попыталась представить себе бескрайнее зеленое поле и бескрайнее голубое небо. Мама говорила, что картинка помогает уснуть. У мамы была бессонница, но она не хотела принимать снотворное, боялась привыкнуть. Бедная мама! Вера почувствовала, как защипало под закрытыми веками. Бедная… как отец мог бросить их? А потом стало еще хуже… лучше бы он не возвращался! Они не спали вместе… он перестал обращать на нее внимание. Мама рассказала ей перед смертью, она словно оправдывалась. Она старалась… Господи, как она старалась! Открытый дом — отец любил гостей, его любимые блюда, любимые рубашки… она сама их гладила! Даже эта чертова персидская сирень! Мама ее ненавидела — чувствовала, что проклятый куст как-то связан с циркачкой. Может, потому и с дядей Витей… Вера до боли сжимает кулаки… кто ее осудит? Только не она, Вера. Бедная мама! Жить с такой тяжестью на сердце, с такой болью… жить рядом с любимым человеком, зная, что он помнит ту, разлучницу, жить рядом, а не вместе. Да еще чужой ребенок… Почему они не расстались? Боль прошла бы со временем… Любила? Видимо, любила, раз принесла такую жертву. Надеялась, была согласна на все, ждала, что отец вернется по-настоящему. Не дождалась. Терпела около себя дядю Витю, приняла от него помощь, возвысила до себя… Возвысила? Попала в ловушку, уж он-то постарался. Веру передернуло. Сволочь! Друг отца… предатель! Бедная, бедная мама! И что в итоге? Вера в той же ловушке, и выхода у нее нет. Ее судьбу решает это ничтожество дядя Витя. Вера угрюмо усмехнулась… ей повезло больше! Ее судьбу решают два ничтожества: дядя Витя, доставшийся ей по наследству от родителей, и Володя, друг сердечный, ее личное приобретение… и не понять, кто гаже. Как она могла докатиться до него… Злой гений! У мамы — дядя Витя, у нее, Веры, — Володя. Судьба. Проклятая судьба! Если бы не Паша…
Вера помнит ту ночь… она гонит от себя воспоминания, но они возвращаются снова и снова. Ночью. Когда она лежит без сна…
…Паши не было, она прислушивалась, безрадостно раздумывала о своей жизни и в сотый раз спрашивала себя: что делать? Прекрасно понимая, что решать будет не она, что все решено и ей останется только принять. Ни слезы, ни просьбы не помогут. Даже ненужная и недужная связь с Володей не помогла! Страшная месть не состоялась. Кому мстить? Паше наплевать, он давно перестал ее замечать. В коллективе шепчутся, Любочка уводит глаза, прекрасно зная о его прыжках на стороне… верная подруга! А у него то командировки, то деловые встречи чуть не до утра. И выражение скуки и раздражения, когда она расспрашивает, настаивая на праве жены
Она лежала, прислушиваясь… шум мотора! На сверкающем циферблате, встроенном в массивный розовый солевой кристалл, три ночи. Она слышала, как хлопнула входная дверь — муж даже не пытался вести себя тише. Хлопнула входная дверь, хлопнула дверца холодильника. Звякнуло стекло — наливает вино! Жажда после любовного свидания… хоть бы приличия соблюдал, животное! Она почувствовала вдруг такую ненависть, что перехватило дыхание…