Ядовитый сезон

К счастью, они были слишком увлечены разговором. Он тихо выдохнул и слез с дерева, изо всех сил стараясь не поцарапать поврежденную ногу. Он не знал, сработает ли яд так же, как в случае с розой – яд распространялся по всему цветку, пока тот не погиб. Если так, то смысла прятаться не было. Но все же существовал шанс, что он выживет, а это значило, что он должен попытаться вернуться к отцу и сестрам.

Когда боль и усталость взяли верх, Ярен прополз через отверстие в какой-то густой живой изгороди и сел. Он надеялся, что спрятался надежно. И хотя отчаянно нуждался в воде, он понятия не имел, где на острове был безопасный источник. С водой придется подождать.

Юноша осторожно стянул брюки с поврежденного участка. Тот факт, что озерная вода попала лишь на одну ногу, уже был чудом. Он глубоко вздохнул, прикусил губу и посмотрел вниз. Рана выглядела хуже, чем он думал. Яд попал прямо на голень, добравшись до кости через кожу, мышцы и сухожилия. К счастью, сама кость оказалась неповрежденной. Он чувствовал бы себя намного лучше, если бы мог промыть рану чистой водой или, еще лучше, спиртом. Но у него ничего с собой не было, даже бурдюка с водой.

Он оторвал промокшую ткань, чтобы не проникал новый яд, и перевязал рану лоскутом туники, хотя кровотечение, похоже, остановилось само по себе. Ларс сказал, что отец Мэгги умер, потому что буквально вошел в воду, привлеченный песней островитян. Мужчина впал в такой транс, что даже не вздрогнул, когда яд начал выжигать ему плоть, и не обращал внимания на крики друзей с берега. Его останки так и не нашли.

Ярен почувствовал укол вины за то, что смеялся над магией. Он обязательно извинится перед Мегги, если выберется отсюда живым.

Он не заметил, как заснул, пока не услышал, как кто-то продирается сквозь заросли. Юноша встал, чувствуя себя болезненно и потерянно, боль в ноге стала невыносимой. Он выглянул из-за кустов и увидел среди деревьев человека. Ярен сделал глубокий вдох и постарался унять бешеное сердцебиение. Стук сердца так громко раздавался у него в ушах, что он был уверен: его точно обнаружат.

Когда человек подошел ближе, Ярен вздохнул. Это была девушка с серебристо-светлыми волосами, которую он видел на фестивале и которая притянула лодку к берегу. Он наблюдал из-за кустов. Как и на нем, на ней были туника и брюки, волосы заплетены в косу, несколько выбившихся прядей обрамляли ее лицо в форме сердечка. Она смотрела на что-то на земле, озабоченно нахмурив брови.

Кровь. Она шла по его следу. Он с трудом сглотнул, на лбу выступил холодный пот. Она все еще была одна, но это не значило, что у нее благие намерения. Возможно, она пришла закончить работу, не желая рисковать близостью озера в первый раз. Люпин сказала, что в большинстве своем эндланцы хорошие люди. В день фестиваля девушка казалась вполне безобидной, помахав ему, хотя могла бы навести оружие или начать петь.

Но он был именно тем, кого эндланцы боялись больше всего, – чужаком, стремившимся к разрушению. Он снова посмотрел на ногу. У него было два варианта: оставаться в укрытии и молиться, что рана не убьет его до темноты, а потом попытаться починить лодку… или попытать удачу с незнакомкой. Он поморщился, от движения голова начала кружиться. Сам он не сможет вернуться на материк.

Девушка присела и коснулась крови, затем поднесла руку к носу и принюхалась. А потом, подобно выслеживающему добычу ястребу, повернула голову к укрытию. Их взгляды встретились сквозь завесу ветвей.

Они одновременно встали.

– Привет, – сказал он и потерял сознание.

Глава двадцать вторая

Леэло не могла оторвать взгляд от лежавшего без сознания чужака. И дело было не в его одежде или внешности, разительно отличающейся от островитян, а в осознании, что прежде она никогда не видела этого лица, хотя знала всех эндланцев в лицо. В таком месте, как это, начинаешь понимать, что такие очертания челюсти – это типичный Стоун, а изгиб бровей – это, несомненно, Йоханссон. Даже если бы она не видела, как он приплыл с материка, то все равно узнала бы в нем чужака. Она никогда в жизни не видела ни этой челюсти, ни этого лба.

Веки мужчины затрепетали, и она тут же встала в боевую стойку, вложив стрелу в лук так быстро, что даже Сейдж впечатлилась бы. Он был тяжело ранен и едва ли представлял опасность. Но Леэло не собиралась рисковать.

Когда юноша открыл глаза, Леэло заметила, что радужки его глаз были серыми, как грозовые тучи. А каштановые волосы густыми и взъерошенными, полными опавших листьев с лесной подстилки.

Он шарил рукой возле себя, словно искал что-то.

– Замри, или я выстрелю.

Юноша протянул ей длинное и полосатое перо.

– Ты выронила, – прохрипел он. Это было одно из ястребиных перьев, которые она собирала для стрел. Должно быть, оно выпало из петлицы.

Леэло медлила, не уверенная, как должна поступить. Чужак – этот мужчина, или юноша, не казался опасным. Он чужак! Зашипел в голове голос Сейдж. Но он выглядел таким же растерянным, как и она.