Она отстранилась и окинула Лес взглядом. Когда-то она верила, что нет ничего важнее этого места. Ради него она позволила изгнать собственного брата и едва не потеряла Ярена. Но ложь, опутывающая ее семнадцать лет, сменилась пониманием.
Леэло осознала, что важно лишь одно – любить и быть любимой. Это была единственная, истинная магия. И ей не хотелось жить в мире, где эту магию подавляют. Первые эндланцы, возможно, и пожертвовали свободой ради безопасности, но они дали потомкам выбор. Никто не должен прощаться с любимым ребенком. Никто не должен выбирать между свободой и жизнью.
– Я люблю тебя и не хочу потерять. Но ты
Он ошеломленно уставился на нее:
– Но как же ты?
– Мое место рядом с мамой, – прошептала она. – Рядом с Тейтом. И рядом с
Прежде чем он успел спросить, что это значит, она взяла его за руку и повела обратно в сосновую рощу, где эндланцы все еще спорили между собой, что делать с Китти и как отнестись к новости, что одному из них удалось не только сбежать, но и позже вернуться.
Леэло взобралась на упавшее бревно, держась за руку Ярена, чтобы сохранять равновесие. Наконец ее заметили, все повернулись к ней, и в толпе воцарилась тишина. Она видела знакомые лица, на некоторых отчетливо читалась злость. Она прочистила горло.
– Знаю, вы считаете меня предательницей, но у нас, у каждого из нас, есть кое-что общее – остров лишил нас слишком многого. – Она указала на родителей Изолы, которые стояли в первых рядах толпы.
– Изола потеряла любимого человека. Розалия и Гант потеряли свое окружение. – Она повернулась к родителям Питера. – Вы потеряли сына, сначала отдав его чужакам, а потом озеру. А вы потеряли старшую дочь, – добавила она, взглянув на родителей Вэнс. – Я лишилась брата, а моя мама сына. И мы терпели это, потому что думали, будто у нас нет выбора. Но сейчас мы видим живое доказательство того, что эндланец может спокойно жить среди чужаков, не причиняя вреда другим. Мы продолжаем кормить этот Лес собственной кровью, и чего ради? Мы умеем охотиться, строить дома и сами заботимся о себе. Мы можем выжить без Леса.
Хотя жертвы не приносили уже несколько недель, Леэло чувствовала запах крови от жадно нависающих сосен. Они никогда не насытятся, не важно, сколько еще жертв им принесут.
– Правда в том, что это Лес не сможет выжить без нас.
В ветвях над головами послышался шорох, словно дети шептались друг с другом. Леэло могла бы поклясться, что кроны деревьев смыкаются над ними. Поднялся ветер, завывая и скрепя ветвями.
– О чем ты говоришь? – крикнул кто-то из толпы.
– Я говорю, что пора для разнообразия самим позаботиться о себе. Позволить людям уходить. Или возвращаться. Мы должны иметь выбор.
– Лес нам не позволит, – сказала одна женщина.
Начались споры, но, к удивлению Леэло, Розалия подняла свой нож высоко вверх.
– Я с тобой, Леэло.
Гант встал рядом с женой, поднимая топор.
Мы оба.
Родители Вэнс переглянулись и тоже вышли вперед.
Леэло обратилась к родителям Питера:
– Вы нам поможете?
Она была уверена, что те откажутся, но они кивнули.
– Да.
Несколько стоящих неподалеку эндланцев присоединились к ним. Но по мере того, как ее план распространялся среди островитян, в толпе начали раздаваться гневные возгласы:
– Вы не можете этого сделать!
– Лес убьет всех нас!
– Эндла наш дом!
Леэло ждала, пока взрослые сделают что-нибудь, но они молча смотрели на нее, замершие в нерешительности, и она поняла, что ей придется нанести первый удар.
Она взяла у Ганта топор и подошла к семейной сосне.
Леэло никогда не любила ни эту рощу, ни это дерево. Предполагалось, что дерево-покровитель дарует благость и удачу, но оно всегда приносило ей лишь страдания. И все же когда она подняла топор над головой и вонзила его в ствол, ей казалось, что она ударила старого знакомого.
Удар был нанесен с такой силой, что лезвие полностью вошло в ствол. Леэло вспомнила истории Китти о кроваво-красном соке и кричащих деревьях. Но сейчас она слышала только собственное дыхание. Даже те, кто был против, замолчали и словно ждали, что ответит Лес.
Леэло вытащила топор и ударила снова. Ей потребовалось бы несколько дней, чтобы срубить такое огромное дерево, но в следующую секунду к ней подошел Ярен, размахивая топором, который взял у другого эндланца. Родители Питера тоже присоединились. И спустя несколько минут вековое дерево застонало под собственным весом, звуча так же одиноко, как ветер. Они шагнули назад, когда огромная сосна рухнула на землю, повалив за собой дерево поменьше.
Леэло повернулась к следующему дереву, которое загораживали несколько эндланцев с поднятым оружием.
– Не делай этого, – сказал мужчина. – Ты не знаешь, что за этим последует.
– Нет. Но знаю, что будет, если оставить все как есть. И я хочу рискнуть.
Они отошли в сторону. Пока они с Яреном махали топорами, словно отбивая какой-то древний ритм, дрожью отдававшийся в земле, Леэло впервые за несколько месяцев чувствовала, как сжимается горло от невероятного желания спеть.
– Ты в порядке? – спросил Ярен.