Солнце уже постучалось в окна деревянной крепости, и хозяин сего жилища проснулся и в недоумении посмотрел на место около очага. Их нового знакомого там не было, и Пол сразу же кинулся проверять сундук. – Неужели меня обхитрили, приговаривал он, – неужели твоё чутье подвело тебя, Пол Мессот. Но открыв сундук, оглядевшись по сторонам и увидев, что всё на свои местах, он облегчённо выдохнул и неодобрительно покачал головой. – Эх, Пол. Как ты так можешь… Ты скоро перестанешь доверять даже себе. Тут он перевёл взгляд на дверь, которая была по прежнему задвинута на засов. Тогда он с ужасом представил, что сын его был вчера прав, и поспешил в комнату, где спала Джил. Он открыл дверь и ахнул от изумления. Джил спала, раскинув руки в стороны, а её тоненькая ножка свисала с кровати и касалась пола, от чего она немного иногда подёргивалась. –Как он смог? – шёпотом произнёс Пол. – О, папа, наверное он вылез через трубу,– сонно пролепетала Джил и тихонько расхохоталась. – Я проснулась около пяти, и индеец уже был на ногах. Он ушёл на охоту. Так он сказал. Я задвинула засов, когда он ушёл. – Он не причинил тебе вреда, милая? –Папа! Кажется, из всех кого я знаю, он один – точно не причинит мне вреда, – приподнимаясь с кровати произнесла девушка. – Я рад, что ты имеешь возможность подружиться и общаться с кем-то, кроме нас. Но не забывай, милая моя, что тебе всего 15, и излишне тесное общение может нанести тебе вред. – Папочка, я может ещё и ребёнок, но я прекрасно понимаю опасность тех или иных вещей. Не волнуйся. Вы ведь всегда будете с Томасом рядом, несмотря ни на что. – Конечно, милая. Ну, отдыхай. Пол вышел из комнаты дочери, и только он принялся разжигать очаг, как в дверь глухо но тяжело постучали. – Науэль? Это ты? – Да, – послышалось из-за двери. Парню открыли дверь, и он вместе со своим трофеем ввалился в дом. – Боже правый, мальчик мой! – прокричал Пол, глядя на кабана с простреленным брюхом. – Я взял твоё ружьё. Надеюсь ты не против, – с лёгкой улыбкой выразил Ягуар, – оно отлично стреляет, дальше, чем я предполагал. – Это всё шёлковый пыж,– улыбаясь в ответ сказал Пол, – ну, хоть ты и лишил меня возможности самому его испытать, ты всё же заслуживаешь благодарности. – Не могу спать долго. По утрам я всегда охочусь. Всегда по утрам. Они ещё немного поговорили об охоте, посмеялись над произошедшим и принялись разделывать тушу. Томас и Джил тоже проснулись от шумных разговоров. Они были удивлены проворности индейца, но Томас был сдержан и выразил скорее безразличие. После всех приготовлений мясо искусно было приготовлено рукой Джил. Томас ей помогал, и пока они были заняты, у них завязался разговор. – Как ты думаешь, он захотел произвести на нас впечатление, или сделать так, что бы мы были перед ним в долгу? – Томас! Тебе должно быть стыдно за такие слова, брат. Мой дорогой, посмотри на Науэля. Он же само очарование и доброта, – слегка поглядывая на Ягуара произнесла Джил. –Господи, Джил! Тебе рано ещё думать об этом! Если я услышу от тебя подобное ещё раз, я выставлю его из дома, и даже спасибо не скажу. – Ты ужасно груб, Том. Она произнесла эти слова раздражённо и раздосадованная отошла от стола, где они с Томасом готовили мясо. Закончив трапезу, за которой Пол и Ягуар оживлённо обсуждали всё те же произошедшие дела утром, Джил убрала со стола. Томас поглядывал на Науэля с опаской и презрением, но тщательно это скрывал. Мессот старший не стал мешкать и выразил своё предложение сразу после того как Джил справилась с уборкой и все собрались вместе за столом. Пол закурил трубку и начал. – Куда ты направлялся, Науэль? Ты видимо долго был в дороге. И раз ты решил пополнить свои силы, оставшийся путь также не близок. – Да. Я уже говорил. Я направлялся к истоку реки Святого Лаврентия. Моё племя, – здесь он немного опустил глаза и его рот исказился страдальческой раной, – то, что осталось от моего племени, живёт там, и им нужна помощь. Я не живу в поселении гуронов постоянно. Только когда им нужна помощь, я появляюсь там. – Так ты гурон! – прервала его Джил своим звонким голоском. – Простите, – произнесла она, когда отец и брат неодобрительно на неё посмотрели. – Да, я гурон, и гордо несу за собой это имя, и буду нести его дальше, даже если всё моё племя сгинет в землях, кишащих грязными мингами. Эти слова взбудоражили Науэля и его глаза засияли по-новому, нежели это было раньше, когда он впервые после морозной мучительной ночи открыл их, или когда вернулся с добычей после своего любимого занятия. Он немного выпрямился и слегка поднял голову, всем своим видом показывая гордость за то, что принадлежит именно к племени гуронов. – Твоя верность непременно заслуживает уважения. Ты давно занимаешься охотой? Как вообще ты живёшь? – заинтересованно, будто выведывал секретную информацию, спросил Пол. – Я люблю охотиться, но только ради добычи. Индеец не убивает ради забавы. Только если индеец не минг. Но больше всего меня в этом привлекает сам, -он приостановился и задумался над словом, которое подошло бы, чтобы правильно выразить его мысли. Секунды три-четыре он повспоминал французские слова. – Привлекает сам процесс, – наконец он нашёл подходящее слово. – Выстрел, работа ружья в этот момент. Я люблю стрелять по мёртвым мишеням. – Ты стреляешь по мёртвым животным или людям? – с удивлённым отвращением, искривив лицо, спросил Томас. – Нет. Нет, я имел в виду не живым мишеням. Деревья, камни. – А, так ты занимаешься стрельбой? Это интересно. А как давно ты стреляешь? Этот разговор больше стал похож на допрос, и Науэль заметил слишком живой интерес к своему образу жизни. – Когда мою деревню сожгли, я отправился в далёкое путешествие. Я одиноко плыл по рекам, пересекал озёра и карабкался по скалам, возвышающимся у берегов Онтарио и Эри. Но я уже не помню, когда впервые взял в руки ружьё. Но знаю точно, это было не так давно. – Милый мальчик мой, ты натерпелся. Значит, тебя никто не ждёт в твоей новой деревне? Или кто-то из твоих родственников остался в живых? Науэль поднял голову и обвёл взглядом всех его окружавших. – Чего вы от меня хотите? – не выдержав притупленных и изумлённых взглядов, которые ждали чего-то со всем своим нетерпением, спросил наконец Ягуар. Они смотрели на него почти не моргая. Джил с трепетом и интересом, а Пол с притворной жалостью, которая была больше похожа на иронию и насмешку. Пол начал грызть свою трубку, в которой почти истлел весь табак. Он добавил новую порцию, и с нескрываемым волнением спросил. – Видишь ли, Науэль, ты и сам знаешь, какие проворные эти ирокезы. Они завоевали в округе столько земель, и хоть наш дом они всегда проходят стороной, всё же я не могу не опасаться. Сейчас у них один вождь, завтра другой. Кто знает, что придёт ему в голову. Вдруг он захочет завоевать здесь всё, включая территории вдоль Гудзона. И конечно, не дай Господи, если они нападут, у нас нет шансов. Томас ещё совсем юн, а про Джил я лучше и вовсе промолчу. Она совсем ребёнок, и с роду не держала в руках оружие, да и индейцев до тебя не видела. Мы говорили об этом, я и дети, и может, если ты считаешь это возможным, – сбиваясь с ритма, путаясь и слегка заикаясь, Пол не знал, как выразить свои мысли дальше, чтобы не спугнуть молодого гурона. – Может ты захочешь остаться с нами? Ну хотя бы на эту зиму. Тем более что ты недостаточно окреп, и тебе нужно полностью вылечить ногу, мы в свою очередь обеспечим тебя…-он не успел договорить, как Науэль его прервал. – Я благодарен Маниту, что мне на пути встретились такие люди, как вы. Я обязан вам жизнью. Но в этот трудный час для моего народа, как один из последних, я не могу оставить их. Завоёванные племена скоро перемешаются, и чистой гуронской крови всё меньше и меньше будет в детях. Но пока она течёт, я буду поддерживать её ход всеми возможными способами, на которые у меня хватит сил. Мой бледнолицый друг, я рад что встретил тебя, и обязательно отплачу тебе добром на добро, но не в этот час. У вас есть время, пока во главе ирокезов стоит мудрый предводитель. Я знаю его. И я не имею в виду что знаю, как он выглядит. Я знаю его сущность. Я знаю, что кровь, текущая в его жилах, чистая и сильная. Его отец не был храбрейшим или мудрейшим из вождей или воинов, но мать его и сестра, были самыми смелыми существами, что я видел. И хоть я ненавижу ирокезов, к Храброму вождю я не испытываю того отвращения. Мы были врагами, но нас связало одно горе. Мы не стали друзьями, но мы простились не врагами. Он заслужил быть вождём всех ирокезов своими поступками и победами. Он ещё молод, силён, мудр и храбр. Пока он во главе, вы можете жить в безопасности, и не переживать, что ирокезы нарушат обещания и предадут своё слово. Мудрый Мессот, мог бы ты оставить своих детей, даже зная, что им ничего не грозит, и уйти со мной в деревню гуронов и охотиться вместе со мной и кормить гуронских детей и женщин, оставшихся без отцов и мужей? После своей продолжительной и ёмкой речи в доме воцарилось молчание. Пол страшно задумался и устремил взгляд в середину стола. Он смотрел в одну точку не мигая, но было видно, что взгляд его блуждает в иллюзиях, представляя ту картину, что ему описал Науэль, задавая свой глубокий по смыслу вопрос, требующий такого же глубокого и содержательного ответа. Мессот старший вернулся в привычное состояние. – Я понимая тебя, мой мальчик. Тебя никто не будет удерживать силой. Но, мой дорогой друг, ты всегда можешь вернуться. Мы всегда встретим тебя так же отзывчиво и радушно, как это случилось не так давно. – Я благодарен моим новым бледнолицым друзьям. Я буду следить за этими краями, и если какая-то опасность будет к вам приближаться, вы можете быть уверены, что я не оставлю вас в беде. И Мессот, вам бы следовало обучить свою дочь, как вы это назвали, стрельбе. Ей пригодиться это в любом случае. Мы живём в опасное время, и неизвестно, когда закончиться эта война за бобров. Не бойтесь ирокезов, вождь сдержит своё слово, бойтесь белых. Никто не знает сколько ещё их прибудет в наши края. Но пока они заняты бобрами, и воюют с ирокезами, им не будет дела до вас. Я выполню свой долг, как и всегда выполнял, но непременно отзовусь, если что-то случиться. – Быть может, судьба ещё сведёт нас и в мирное время при мирных обстоятельствах. Если будешь в наших краях, будем рады принять тебя. Мы всегда будем рады видеть тебя у нас в доме, и разделить с тобой наш кров и пищу, а наш очаг всегда готов обогреть тебя. Пол был раздосадован, но доводы, которые привёл Ягуар в защиту своего отрицательного ответа, были неоспоримы. Он ясно представил, что может произойти, если вдруг предположения Науэля сбудутся, и французские или английские солдаты придут к нему с оружием. Он понимал, что тогда он не сможет отстоять своё жилище, но слова Науэля были весьма убедительны. Он представил, как страдает маленькое индейское племя, и как они будут рады появлению их молодого друга. – Он определённо нужен там, больше чем здесь, – подумал Пол, и провёл своего индейского друга до двери. Простившись, Науэль вышел из дома и побрёл по заснеженной тропинке до родника, набрал там себе воды и отправился в путь. Стоит сказать, что ни Джил, ни Томас не стали прощаться с Ягуаром так горячо, как это сделал Пол. Он, за эти несколько часов так проникся к этому юноше, что мысль о том, что они больше не увидятся и не пообщаются, доставила ему неприятные ощущения, которые он подавил, во многом благодаря той удивительно светлой прощальной улыбке, посланной Науэлем. Дабы сохранить своё доброе имя, но в первую очередь из человеческих соображений, Пол одарил своего нового друга полезными вещами. Дал ему несколько меховых шкур, рюкзак с провиантом на несколько дней и отличный, с широким острым лезвием, напоминающий по форме коготь медведя, увесистый нож. Теперь гурону предстояло пройти чуть больше 300 километров, перед тем как он окажется в деревне индейцев, среди которых жили и гуроны. Среди – именно то слово, которым можно обозначить положение этого племени в то время. Часть эри, потерпевших поражение от ирокезов, также переселилась к истокам реки Святого Лаврентия. В каждом племени, как и в каждом любом народе, любой национальности, как в любом коллективе, любой семье, был человек, выделяющийся от общей массы и отличающийся от остальных. Такой человек иногда привлекает к себе внимание, иногда отталкивает от себя, а бывает и так, что его вообще никто не замечает или не хочет замечать. Такого человека можно назвать безумцем или ненормальным, в наше время его назвали бы неординарной личностью. Но в наше время учёные или изобретатели не являются чем-то необычным, скорее сейчас без них не возможна была бы та жизнь, которой живут люди в 21 веке. Те, кто занимается искусством, спортом, медициной, историей – они не выделяются своим образом жизни, и для всех они– что-то повседневное и обычное. Кажется, такие люди всегда были понятны, и издревле привносили в массы свои творения и суждения. Однако, и сейчас существуют субкультуры и отдельные их представители, которые вызывают у нас недоумение, смех, осуждение. Но всё же, это выделение из общей массы, сейчас не является чем-то невообразимым, чем-то, что мы себе никогда не смогли бы представить. И люди такие живут сейчас в полной свободе и уверенности в себе, впрочем, как и раньше. Мог бы представить себе индеец, что через 300-350 лет его племя будет жить в резервации и иметь над собой какую-то другую власть, которую он лично никогда и не встречал, в отличие от вождя своего народа. Мог бы он представить, что индейцы будут говорить на одном языке с белыми, лишь иногда обращаясь к древним языкам своего народа. Могли бы они, люди лесов, степей, озёр и рек, подумать, что можно жить в мире с другими, попутно перенимая от них какие-то вещи и привычки. Предоставим читателям такую своеобразную пищу для размышлений и вернёмся к экстраординарным личностям. Индейцы не считали умалишённых больными или несильно развитыми людьми. Они видели в них посланцев Маниту, или Бога, в которого верили практически все бледнолицые. И если когда-нибудь они встречали миссионера, или псалмопевца, они скорее обходили его стороной, или пытались понять, за что Маниту обделил его разумом и силой. Но, как говорилось раньше, среди всех обычных, встречался необычный. Это естественно для белых, но было так неестественно для индейцев. И если бы вы встретили Монгво, не зная его истории, с ужасом сбежали бы, отстреливаясь луком или отбивая кинжалами. Он блуждал среди лесов, постоянно бормоча что-то себе под нос, напевая или пританцовывая. Он повидал столько разных людей, и столько разных реакций на него, что ничему никогда не удивлялся. Но в один зимний день, когда он ночью, сидя у костра, по обыкновению напевал свою любимую песню, он испытал не новые чувства, а хорошо забытые старые. Поднимая голову, он заметил приближающуюся из тьмы фигуру, закутанную в меха и обременённого какой-то ношей. Вдруг лицо индейца, горящее жаром огня от костра, озарилось улыбкой, которая прервала его пение. – Если ты убьёшь ягуара – он не испугается тебя, если ты его не испугаешься – он тебя не убьёт, – проговорил он, вставая со своего места, и его лицо ещё больше расплылось в приветливой улыбке.