Пока городовые под руководством Коробейникова занимались подробным обыском, я ходил по дому и пытался составить для себя первичную картину преступления. Внезапно дверь комнаты отворилась, и в сопровождении городового, оставленного караулить входную дверь, вошла Анна Викторовна Миронова. Необычно медленно для себя вошла, будто с опаской. Выглядела она расстроенной до крайности.
— Анна Викторовна! — подошел я к ней. — Вы как здесь оказались?
— Это я позвала городовых, — сдавленным голосом ответила Анна.
— Как Вы узнали, что здесь произошло? — задал я ей обычный вопрос, машинально ожидая привычного ответа насчет приведших ее духов.
Но сегодня все оказалось проще и банальнее. И, глядя в ее бледное, совершенно расстроенное лицо, в глаза, полные сдерживаемых слез, я поймал себя на мысли, что лучше бы это были духи. Тогда она хотя бы знала, чего ожидать, и не испугалась бы так сильно.
— Я… Я пришла к Надежде Дмитриевне, — сказала Анна, борясь со слезами. — Она… Она прекрасно английским владела. Мы… Она помогала мне с одним переводом…
— Антон Андреич! — я заметил, что мой помощник бросил обыск и стоит рядом, прислушиваясь. — Делом займитесь!
Он отошел, сочувственно оглядываясь на Анну.
— Помогала мне с переводами… — продолжала Анна Викторовна, с трудом собираясь с мыслями. — Вот и сегодня… Я, когда… когда подходила, смотрю, дверь немного приоткрыта. Странно. И собака, Муха, лает как-то нехорошо. И я захожу, а она лежит!
— А где Вы были все это время? — спросил я.
— Я… Я убежала. Испугалась, — слезинка сорвалась все-таки, покатилась по щеке. — Побежала за помощью.
Я никак не мог ее утешить сейчас. Не мог обнять, успокоить, утереть слезы. Единственное, что мне было доступно, это говорить, как можно более спокойным тоном, передавая ей свою уверенность, напоминая, что я здесь и спокоен, а значит, ей нечего бояться.
— Я здесь уже около сорока минут, — сказал я ей. — Следовательно, Вы отсутствовали около часа.
— Да? — удивилась она. — Я не знаю. Я не заметила!
Оглянулась вокруг, видимо, машинально разыскивая часы. Наткнулась взглядом на тело, вздрогнула.
Я обнял ее за плечи, увел в другую комнату, подальше от трупа, и усадил на диван. Анна все еще дрожала.
— Я брала у нее уроки английского, — рассказывала она мне. — Она блестяще языком владела. Давно это было, года два назад. Мы с тех пор с ней сохранили хорошие отношения. Я продолжала к ней обращаться, она помогала мне с переводами.
— Хорошо, — прервал я рассказ о прошлом, возвращаясь к настоящему. — Вы пришли в дом и увидели тело…
— Нет! — перебила меня Анна, глотая слезы. — Она не была еще тогда телом! Я… Я зашла, она еще жива была, дышала.
— Она что-то Вам говорила? — спросил я ее.
— Нет. Я попыталась ее поднять, но ничего не получилось. И… Здесь в доме кто-то был!
— Кто? — не понял я.
— Ну, я не знаю! Здесь темно было! — вспоминая о пережитом страхе, Анна вновь взволновалась. — Я просто услышала шаги такие тихие-тихие, здесь где-то! В соседней комнате!
Господи, она застала в доме убийцу! Видимо, по случайности, Анна пришла совсем сразу после нападения. И убийца еще был в доме. Какое счастье, что она испугалась и убежала. А не стала его ловить, по своему обыкновению.
— Вот, Яков Платоныч, — прервала мои размышления Анна Викторовна, подавая мне какую-то тетрадь в синей обложке, — вот это выпало, когда я поднимала. На груди у нее было, под платком.
— И вы унесли это с собой? — удивился я, гадая, зачем ей пришло это в голову. — Опрометчиво это. Все-таки улика.
Я сказал это скорее машинально. Но Анна расстроилась из-за моей строгости, даже слезы вновь появились на глазах.
— Яков Платоныч! — сказала она, оправдываясь. — Но я же не… Я просто испугалась!
Я кивнул головой, сжал успокаивающе ее руку. Анна, похоже, приняла мои молчаливые извинения и продолжила, указывая на тетрадь:
— Это ребенок писал.
Я пролистал тетрадь. Аккуратным детским почерком ней были выписаны стихи. На английском языке.
— Я вижу, — ответил я Анне Викторовне. И продолжил: — Вы идите домой.
Увидев, что она хочет мне возразить, я добавил:
— Идите, идите! Завтра утром приходите в управление, поговорим.
Анна, поддерживаемая мной под локоть, уже пошла к двери, но внезапно остановилась.
— Дайте мне эту тетрадь! — попросила она.
— Нет, — отказал я. — А зачем?
— Пожалуйста! — Анна просительно сложила руки, глядя на меня умоляюще. — На одну ночь. Тексты посмотреть.
Все, можно больше не переживать. Барышня Миронова оправилась от испуга, и ее любопытство вновь при ней.
— Но Вы же знаете, — ответил я строго, — что это не по правилам.
Как известно, правила не для Анны Викторовны Мироновой. И она тут же придумала, как их обойти.
— Яков Платоныч, — спросила она, заглядывая мне в глаза, — я знаю, что Вы прекрасно владеете немецким. А как у Вас с английским?
— Не блестяще, — вынужден был признать я.
— Дайте мне ее на перевод! — Анна смотрела на меня умоляюще. — Пожалуйста! Утром я Вам ее верну.
Никто не может устоять, когда такие глаза смотрят с таким выражением. И, кстати, перевод мне и в самом деле не помешал бы.