Яков. Воспоминания (СИ)

— Ты давай вспоминай! — припугнул его Антон Андреич. — Не то на каторгу пойдешь за убийство.

— Точно! — вспомнил задержанный. — Заходил к ней один мастеровой на днях.

— Мастеровой?

— Да! Зашел к ней с черного входу и с саду, — подтвердил чистильщик. — А она ему сразу калитку-то открыла.

— Когда это было? — уточнил я.

— Не помню! — чистильщик растерянно развел руками. Похоже, из-за непрерывного пьянства своего с датами он был не в ладах. — Ну, вот, на днях!

— Да нет! — рассердился я его бестолковости. — Ты мне скажи, в тот вечер, когда Курочкину убили, кто к ней приходил?

— Ну не видел я никого! — снова принялся он бить себя в грудь. — Ну пьяный ж я был!

Я вздохнул. Все бесполезно, он ничего не помнит. Он не убивал Курочкину, но и убийцу он, похоже, не видел. Но еще одну попытку добыть из него что-нибудь интересное я могу сделать.

— Откуда у тебя это? — спросил я, показывая ему окурок сигары, найденной нами в ящике.

— Чего? — не понял он.

— Сигара! — я сунул окурок ему под нос.

— А! — сообразил наконец чистильщик. — Так этот ее и бросил. Мастеровой! Он и раньше ко мне подходил сапоги почистить. Вот. А потом я смотрю, он к Курочкиной — шасть! Вот, а сигару энту бросил, когда деньги мне отдавал.

— Чего же он ее бросил-то? — спросил Антон Андреич.

— Он ее из кармана вытащил, а она сломанная, — пояснил чистильщик. — Вот он ее и бросил.

Мастеровой, значит. С кубинской сигарой в кармане. Уже верю. То есть, чистильщику-то верю, он рассказал, что видел. Вот только не мастеровой это был ни разу. Но тогда кто? И зачем он приходил?

— Узнать его сможешь? — спросил я чистильщика.

— Я на лица не смотрю, — ответил тот. — Больно надо шею задирать!

И заныл:

— Ну отпустите в камеру, а, барин?! Ну мочи нет! Ну не знаю я больше ничего!

— Ладно, — согласился я. — Иди проспись, да подумай хорошо про этого мастерового.

В обеденное время мне пришло приглашение от Трегубова пообедать с ним в ресторации. Видимо, новый начальник решил принять мой рапорт в неформальной обстановке, а заодно и демократичным отношением к подчиненным блеснуть.

— Яков Платоныч! — приветствовал меня Николай Васильевич.

— Вызывали? — я был несколько раздражен тем, что меня оторвали от дел, и игры начальника в демократичность поддерживать не собирался.

— Прошу! — он предложил мне присесть. — Хотел поговорить с Вами в неформальной обстановке.

— Слушаю! — ответил я ему.

— Это я Вас слушаю, Яков Платоныч! — улыбнулся мне Трегубов. — Рассказывайте! Как проходит следствие?

— Работаем, — ответил я, надеясь обойтись общими фразами и гадая, что же на самом деле нужно от меня начальнику.

— Дело произвело большой общественный резонанс! — сообщил мне Николай Васильевич. — Вы читали сегодняшний «Затонский телеграф»?

— Нет, а что? — поинтересовался я.

— Там такие версии выдвигаются! — поделился впечатлениями Трегубов. — Просто роман с продолжением!

Чертов Ребушинский! Как же он мне надоел! Пишет вечно всякий бред. А мое начальство почему-то считает себя обязанным на этот бред реагировать.

— Кроме того, — продолжил полицмейстер, — Ваши запросы наделают шуму в Петербурге. Я, конечно, подписал и отправил. Но, мне кажется, Вы городите огород на ровном месте. Дело прошлое. И к нашему делу никакого отношения не имеет. Все же было ясно с самого начала!

Я мучительно пытался сообразить, откуда дует ветер. Кто-то так сильно не заинтересован в моем расследовании, что попросил господина полицмейстера повлиять на меня, дабы это расследование прекратить. Мои запросы господин Трегубов все-таки отправил. Это хорошо, очень. Но позже, уже после их отправки, кто-то вмешался. Но кто? Кто, кроме полиции знал, что я связал смерть Курочкиной с делом Лоуренса? По всему получается, что только убийца. Причем только в том случае, если ее и в самом деле убили из-за того, что она когда-то работала у полковника Лоуренса.

Николай Васильевич достал из кармана дорогую кубинскую сигару и с наслаждением принюхался. Я похолодел. Совпадений не бывает, я не верю в совпадения. Но тогда откуда у нашего полицмейстера сигара, как две капли воды похожая на ту, что обронил убийца?

— Что чистильщик? — спросил Трегубов. — Признался в убийстве?

— В убийстве — нет. — ответил я ему. — Он признался в краже ложек. А Вы сигары давно курите, Николай Васильевич? — поинтересовался я максимально непринужденно.

— Да нет! — усмехнулся Трегубов. — Вот, решил с сегодняшнего дня. Почему бы и нет? Интереснейшая штука эта кубинская сигара!

И он снова понюхал сигару, наслаждаясь ароматом.

— Кстати говоря, мне ее презентовал сам князь Разумовский! — с гордостью поведал Николай Васильевич.

— Разумовский? — я не поверил своим ушам.

Холодок на спине превратился в ледяной ливень. Мерзко заныло простреленное плечо. Я не ошибся. Ни в чем не ошибся. Игра началась, и это очень крупная игра. Но откуда мой враг мог быть знаком с полицмейстером? Николай Васильевич местный, из Затонска, мне это точно известно.

— А Вы с ним знакомы? — осведомился Трегубов.

Судя по всему, несмотря на то, что слухи о моей дуэли ходили по всему Затонску, имена не назывались.