Интересно, почему Воеводин так хочет оговорить покойную Татьяну? Или думает, что если ее воровкой ославить, так я искать ее меньше буду? Нет, вряд ли. Тут другое что-то, чего я не понимаю пока.
— Может быть, она в деревне, у родных прячется, — выдвинул версию обворованный домовладелец.
— Да нет, проверяли мы там, — возразил я, — нет ее.
В этот момент в комнату вошла молодая барышня.
— А вот и Полина, — представил ее Воеводин, с видимым облегчением отвлекаясь от неприятного разговора. — Представь, дорогая, — радостно обратился он к воспитаннице, — ложки нашлись!
— Следователь Штольман, — представился я барышне, видя, что Воеводин нас представлять не торопится. — Скажите, а может быть, Вы знаете, кто мог спрятать это серебро за комод?
— За комод? — удивилась Полина. — Надо же! Так может, Татьяна припрятала, да забыла?
— Вот и я о том же говорю, — поддержал воспитанницу Воеводин.
При этом он будто невзначай взял ее за локоток и почти что всем телом прильнул. Полина довольно резко руку отняла и отстранилась. Так, одной проблемой меньше, интуиция моя в порядке. Ясно, что я почуял в слащавости Воеводина и почему мне захотелось с первого взгляда применить к нему грубые методы. Жаль, не получится пока что. Но, полагаю, это временно.
— Ну что ж, — сказал я, решив, что для одного раза увидел достаточно. — Будем продолжать искать Вашу горничную.
И на этом откланялся, оставив Воеводина с Полиной и его ложками. Тот проводил меня с явным облегчением. Это он зря, я вернусь еще.
В управлении меня дожидался Коробейников, вернувшийся из больницы. Новости не радовали. Пострадавший, чья фамилия оказалась Сушков, был обречен. Пуля застряла там, куда хирург не мог подобраться, не убив при этом пациента. А если не вынуть пулю, он умрет все равно, и довольно быстро.
— Печальная картина-с, — рассказывал Антон Андреич, утешая расстроенные нервы сладким чаем, — Сушков этот на ладан дышит. Но утверждает, что слышал несколько выстрелов, то есть, похоже, что его подстрелил подпоручик. Дело ясное.
— Ну, я бы не стал так торопиться с выводами, Антон Андреич, — сказал я задумчиво. — Пока ищут подпоручика, Вы отправляйтесь к супруге пострадавшего, поговорите, присмотритесь. Да, и на почтамт загляните, узнайте, что за человек был этот Сушков, как себя на службе проявлял, ну и вообще…
— Понял, — кивнул Коробейников, наскоро допивая чай. — Будет исполнено.
Сам же я, проводив его, взялся за давно откладываемую мной бумажную работу. Разумеется, вся эта писанина спокойствия мне не добавит, но отвлечет с гарантией.
— Вот так Сушков! — раздался спустя некоторое время радостный голос моего помощника, вытаскивая меня из бумажного болота. — Простой почтовый чиновник, — продолжал Коробейников, входя в кабинет и присаживаясь к моему столу, — но за ним что-то кроется, что-то здесь не так.
Он вывалил на мой стол целую пачку каких-то газет:
— Извольте взглянуть. Газеты! Наш «Затонский телеграф». Казалось бы, ничего особенного, верно?
Судя по всему, Коробейников раскопал что-то действительно выдающееся и теперь готов был преподнести мне свою находку со всей театральностью. Я терпел, позволяя ему торжествовать. Это просто молодость, радость открытия, любовь к своей работе. Я тоже таким был, тысячу, нет, уже миллион лет назад.
— А Вы взгляните! — продолжал Антон Андреич, вкладывая мне в руки газетный сверток. — Голыми руками, можно сказать, из пламени выхватил! Жена Сушкова хотела сжечь.
— Зачем? — спросил я, потому что с первого взгляда ничего необычного в газетах не увидел.
— Он буквы вырезал, — пояснил Коробейников и, разрезав бечевку, стягивающую сверток, показал мне изрезанный газетный лист.
А вот это уже серьезно! Это мотив, несомненно. И наша случайная жертва, похоже, была подстрелена вовсе не случайно.
— Но это только начало, — продолжил Антон Андреич все также возбужденно. — Эту спиртовку я нашел в его рабочем столе, на почте. Примечательно, что никто никогда не видел, чтобы он ею пользовался.
Спиртовка перекочевала из кармана Коробейникова на мой стол, а новости у моего помощника по-прежнему не заканчивались.
— И это еще не все, — заявил он. — Внимание!
И развернул передо мной еще один номер «Затонского телеграфа», на этот раз аккуратно сложенный конвертиком.
— Еще одна газета? — спросил я его.
— Нет! — торжествующе произнес Антон Андреич. — Буква!
Он коснулся пальцем газеты, и на нем и в самом деле осталась буква, явно аккуратно вырезанная ножницами.
— Она завалилась в ящике стола, — пояснил Коробейников. — Я нашел при свидетелях, так что он не отвертится.
— Отличная работа, Антон Андреич, — произнес я с чувством. — Это улика. А чем еще знаменит этот Сушков?
— По отзывам начальства, он пунктуален, — сообщил Коробейников, устраиваясь на стуле, — приходил вовремя, уходил позже других. С неба звезд не хватал, но старательный.
— Да нет, — пояснил я свой вопрос. — Чем он на почте занимался?
— Письма, — ответил мой помощник, — корреспонденция.
— Вот, письма! — ухватил я мысль. — Он мог вскрыть чье-то письмо, узнать чужую тайну и шантажировать этим.
— Это интересно, — кивнул Антон Андреич.