— А что это у Вас? — спросила она с улыбкой, указывая на бороды и парики, сваленные грудой у меня на столе. — Маскировку себе для слежки подбираете?
— Очень кстати интересуетесь, — ответил я ей. — Это парики и усы, которые проходили у нас по разным делам, и, как выяснилось, все она сделаны одной и той же рукой.
Анна Викторовна отошла к столику, налила себе чай и вернулась ко мне, весьма заинтересованная моим рассказом. Мне вдруг вспомнилось, как она в пылу полемики отбирала у меня чашку чаю, не замечая того. И мысли, посещавшие меня в тот момент, вспомнились тоже. Но больно не было. Только очень грустно.
— Наш парикмахер, Пров Хватов парики делает, — заторопился я с рассказом, прогоняя ненужную память, — и не спрашивает у заказчиков, зачем им весь этот маскарад. А знаете, что самое интересное? — сказал я, показывая ей клочок волос на бумажном листе. — Этот фрагмент бороды я нашел в комнате Элис, и он сделан той же самой рукой. Я думаю, эту бороду носил водопроводчик, который приходил к ней ночью.
— Получается, что он ее похитил? — спросила Анна.
— Или просто помог бежать, — ответил я.
— А позволите Вы мне завтра присутствовать при обыске? — спросила Анна Викторовна.
— Конечно, — ответил я ей. — Я извещу Вас.
— Хорошо, — улыбнулась Анна смущенно. — Ну что ж, до завтра?
— Нет-нет, — возразил я решительно. — Я Вас провожу. К тому же, у меня есть дела.
Она не стала протестовать, видимо, тоже сберегая хрупкий наш мир. В молчании мы дошли до калитки ее сада, и я вежливо откланялся, не позволив себе даже коснуться ее руки.
Вот теперь все именно так, как и должно быть. И никакой боли, ну, почти. А всего-то и нужно было понять, что времени у нас почти не осталось. Я буду любить ее, наверное, всю свою жизнь. Но скоро она выйдет замуж, и я потеряю возможность даже таких вот кратких деловых встреч. Так стоит ли отталкивать то малое, что мне дано, если я не смог получить большего? Само ее присутствие счастье для меня. И я буду наслаждаться им, покуда это возможно.
Проводив Анну Викторовну, я направился к парикмахеру Хватову. Время, конечно, было уже позднее, но я был уверен, что Пров еще на месте, ожидает поздних клиентов. Впрочем, я едва успел. Когда я подошел к дому, он уже запирал дверь.
— Господин Хватов, — окликнул я его.
— Ваше Высокоблагородие! — обрадовался он мне. — Постричься, побриться, так это я всегда пожалуйста!
— Да я не за этим, — ответил я ему. — Разговор у меня к Вам.
— Слушаю Вас, — с готовностью ответил цирюльник.
— Уж сколько раз проходили Вы у нас по делам разным с поделками Вашими, — сказал я, — все никак не успокоитесь? Видно, только Сибирь охладит Ваш пыл.
— Какой пыл? — изобразил Хватов святую невинность. — Вы о чем, Ваше Благородие?
— Да о париках и о бородах Ваших, — пояснил я ему.
— А, так это ж только подработка, — развел руками парикмахер. — Люди приходят, просят сделать. А для какой им надобности, откуда ж мне знать?
— Мне Ваши грешки без надобности, — успокоил я его, доставая из кармана бумагу с клочком волос. — Вы мне лучше расскажите, кому Вы делали это.
— Да откуда мне знать-то? — попробовал отпереться Хватов.
— Да будет Вам, — сказал я ему. — Вы по одному волосу узнаете свое изделие. Кому вы делали бороды в последний месяц?
— Ну, был один молодой человек, — ответил заметно поскучневший Хватов. — Не назвался. Я его потом в больнице видел. Фельдшер он.
Стало быть, фельдшер. Ох, доктор Милц, как же так? Почему Вы мне не доверились, ведь я бы помог! Впрочем, откуда доктор мог знать об этом? Я для него полицейский, служитель закона. О моем отношении к Разумовскому, а тем более о моей второй работе, доктор даже не догадывается. Самое неприятное, что и догадаться не должен. И это лишает меня возможности поговорить с ним по душам и все прояснить. А в первую очередь то, что непонятно мне более всего. Зачем? Ну зачем доктору помогать Элис бежать? А в том, что она сбежала добровольно, я теперь уверен. Как и в том, что доктор Милц не замешан ни в каких кошмарных делах. Он, скорее всего, помог Элис из простого сочувствия к девушке. А вот этот его фельдшер фигура непонятная. Я видел его лишь пару раз мельком, причем, всегда со спины. Будто он избегает меня и не хочет, чтобы я видел его лицо. Ну, а раз он не хочет, стало быть, мне это очень нужно. Правда, самому заниматься этим, причем еще и скрытно, времени у меня нет. Ну ничего, слава Богу, есть кому поручить.
Оставив растерянного Хватова переживать мой неприятный для него визит, я отправился домой. Уже поздно совсем, да и вечера сентябрьские становятся все холоднее. Хочется прийти в тепло и выпить горячего чаю. И спать лечь. Надеюсь, я засну сегодня. Не может же человек вовсе не спать.
Следующим утром, прихватив Коробейникова, я отправился туда, где подпоручик Замятин вроде бы видел человека, который мог стрелять в Сушкова. Мы внимательно осмотрели маленький дворик, где, со слов Замятина, прятался злоумышленник. Наши старания были вознаграждены. Под деревом я нашел гильзу английского патрона, пулей от которого был застрелен Сушков.