Яков. Воспоминания (СИ)

— Я ни в чем не виновата, — заявила она, — и отвергаю все Ваши обвинения.

— Яков Платоныч, — обратилась ко мне Анна Викторовна. — Можно мне пару минут в тишине? Пожалуйста.

— Конечно, — кивнул я ей.

Я не хотел, чтобы она сейчас уходила, даже в другую комнату. Я все еще был испуган за нее. Как получилось так? Как я мог допустить ситуацию до того, что Анна Викторовна подверглась опасности, ее едва не убили, а меня не было рядом?! Я нянчился со своей ревностью и обидой, а результатом оказалось то, что я упустил контроль, и Анна едва не пострадала.

Мне хотелось придушить Полину прямо сейчас. Что бы не перенесла она в своей жизни, сейчас ей двигала лишь алчность, и ничего более. И ради этого она готова была убивать, если придется. И убивала, пусть и чужими руками.

Анна Викторовна огляделась вокруг. Потом отошла в дальний угол комнаты и повернулась к нам спиной. Я наблюдал за ней внимательно, готовый в любой момент прийти на помощь. Наученный опытом, я уже знал, что помощь может понадобиться. Мелькнула мысль о том, что с доктором я так об этом и не поговорил. Теперь и не поговорю уже.

Увидев, что делает Анна, Полина попыталась возмутиться.

— Ну, нет! — сказала она. — Я не собираюсь участвовать в этом фарсе. Прошу меня…

— Сядьте! — гневно оборвал я ее.

Видимо, я был убедителен, потому что она больше не возражала и опустилась на диван.

Анна Викторовна вдруг перестала шептать и опрометью кинулась на лестницу, будто пытаясь поспеть за кем-то. Подумав, я все же последовал за ней. Не стоит ей оставаться одной сейчас. Мало ли что? Воеводина, а за ней и Евграшин пошли следом за мной.

Когда я спустился в прихожую, Анна Викторовна, бледная и тяжело дышащая, стояла, прислонившись к двери. В руках у нее была пачка писем.

— Эти письма, их Сушкова спрятала, — сказала она, показывая мне конверты, — когда ей угрожал человек с ружьем.

Анна открыла верхний конверт и развернула письмо.

— Любимый, есть способ прекратить мое рабство, — прочла она вслух, кинув взгляд на Полину. — Я знаю, что горничная не уехала. Она осталась здесь в доме навсегда. Я точно это знаю. Теперь мой дражайший дядюшка подпишет любое завещание, какое я ему продиктую. Приезжай скорее, я тебе все расскажу. Твоя Полина.

Анна Викторовна выпрямилась, разгневанно глядя на Полину.

— А что означает: «Осталась в доме навсегда»? — спросил я Воеводину.

— Не помню, — ответила она с неестественной усмешкой. — Написала что-то сгоряча.

Анна вдруг уронила письма и быстро спустилась по лестнице, ведущей к дверям на задний двор. Мгновение, и она скрылась за дверями. Я замешкался на минуту, поднимая письма, и когда я выбежал во двор, Анна Викторовна уже раскидывала поленницу. Она действовала так отчаянно, будто под дровами была спрятана живая девушка. Для нее отчасти так и было, наверное. Вот только я знал, что такое чудо невозможно. Я сразу почувствовал этот запах. В открытом дворе он не был сильным, но не узнать его было нельзя.

— Анна Викторовна, — окликнул я ее.

— Здесь надо искать, — показала она на поленницу и тут же вернулась к своему занятию.

— Позвольте нам, — я осторожно взял ее за локоть и отвел в сторону.

Кивнул Евграшину, и он принялся разбирать поленницу, которая, судя по всему, и послужила могилой несчастной Татьяне. Полина наблюдала за происходящим, стоя на крыльце, и не произносила ни слова. Спустя несколько минут Евграшин окликнул меня. Под разобранным им углом поленницы стала видна часть свертка из одеяла, из которого высовывались маленькие женские ноги в дешевых башмачках. Теперь, когда поленницу потревожили, запах был почти невыносим.

— Это Воеводин девушку убил, — сказала Полине Анна Викторовна взволнованно, — а Вы видели, как он ее тело прятал.

— Да это явствует из Ваших писем! — резко сказал я Полине, которая по-прежнему не произносила ни слова. — Для суда этого будет более чем достаточно. Вы арестованы за сокрытие преступления и соучастие в шантаже.

— Простите, я здесь больше не могу, — жалобно сказала мне вдруг Анна Викторовна.

Я подал ей руку, она оперлась на меня, и я почувствовал, как она дрожит. Как можно быстрее я постарался увести ее из этого дома, хранившего такие ужасные тайны, и отвез домой на полицейском экипаже. Пока мы ехали, Анна как будто слегка успокоилась и пришла в себя, даже румянец вернулся на ее лицо. Я заставил ее пообещать мне, что она отдохнет, и она согласилась с улыбкой. Теперь я мог, не страшась, оставить ее, чтобы продолжать работать дальше.

Как я и предположил сразу, на Анну Викторовну и Петра Ивановича в парке напал именно Асмолов. Но не зря младший Миронов хвалился в свое время своим искусством метания ножей. Его нож пробил Асмолову плечо, выведя того из строя, но ни в коей мере не угрожая его жизни. И я был уверен, что нож попал именно туда, куда Петр Иванович и целился. Надо будет поблагодарить его при случае за меткость, а главное, за хладнокровие. Я в аналогичной ситуации стрелял бы на поражение, скорее всего.