Он прикрыл глаза и с нескрываемым удовольствием довел свою речь до конца:
Лукас чувствовал, как его лицо каменеет. Он осознал, что не может больше приводить аргументы против солипсизма. Господи, да он убежден в своей правоте! Что разумного можно ответить на такую глупость?!
— Куда там! Я не так уж убежден, да и на самом деле это неважно,— ответил на его мысли фомальхиванин.— Проблема, о которой мы говорим, заключается не в одном лишь недостатке доказательств. Дело в том, что эта определенность тебя беспокоит, а я к ней равнодушен.
Он улыбнулся:
— Это неважно, Лукас. Со временем все уладится.
Лукас сжал губы. Да, Аш~шад был прав: проблема не в трех гипотетических трупах, а в разнящихся философских взглядах — из чего следовало, что в конечном счете они так ни к чему и не придут.
— Раз тебе все равно, просто покажи мне руку!
— Почему бы и нет? Но предупреждаю —
— Тренироваться?! Ты ведь и так уже долго тренируешься.
— Вовсе нет.
— Ага. В таком случае не отвлекайся,— сказал Лукас с безразличной улыбкой и потянулся за своим «Астрофизическим вестником»
С него хватит. Честно. Ему надоело постоянно проглатывать раздражение, отвращение и ярость.
Весь последующий час ему аккомпанировали напряженное дыхание фомальхиванина и шум кондиционера, который решил, что в воздухе слишком высокая концентрация влажности и органических соединений. На маленьком Корабле было некуда спрятаться от пыхтящего пришельца. А Ранганатан Лукаса бросил: очевидно, он пришел к выводу, что его новый пассажир — опасный безумец, так что закрылся за звуконепроницаемой стеной и не показывал нос из кабины пилота. Лукас пытался читать, но его не переставали мучить беспокойные мысли — особенно о том, почему они с фомальхиванином так фатально расходятся в базовых взглядах. Изредка поднимая глаза, он видел тело фомальхиванина — ровное как доска,— в тысячный раз поднимающееся на дрожащих руках, и ноги, мелькающие в воздухе, и так снова и снова. В движениях Аш~шада уже не было удивляющей легкости — лишь чудовищное судорожное усилие. В какой-то момент его туловище поднялось одновременно с головой Лукаса. Их взгляды встретились.
Лукас пришел в ужас. Без предупреждения его поглотила пропасть отчаяния, трепещущая в глазах фомальхиванина.
— Остановись уже, Аш~шад! Это ведь не поможет,— сказал он, не успев подумать.
Фомальхиванин с трудом принял позицию сидя, обнял руками колени и оперся на них подбородком.
— Почему ты так думаешь? — спросил он.— Это разумнее, чем напиваться. Мне уже намного лучше.
Лукас лишь пожал плечами и в замешательстве отвел глаза. Но его преследовала мысль:
Лукас был уверен, что Аш~шад больше не повторит того, что говорил ему сегодня. Не станет и горевать вслух. Имя Рут Дэш, вероятно, не произнесет больше никогда в жизни.
За этой мыслью последовала другая. «Если хотя бы тридцать процентов сказанного им не было ложью, ему было чертовски нелегко уехать со мной».
— Почему ты решил полететь со мной? Ведь мое предложение не могло тебя удивить,— тихо спросил Лукас.
Глаза фомальхиванина заискрились.
—
— Тогда почему ты согласился?
— Потому что меня совершенно поразило твое истинное предложение, Лукас. То, которое ты не произнес вслух.
— Не понимаю, о чем ты.
— Вполне вероятно.
Фомальхиванин оперся на руки и с усилием встал.
— На самом деле ты решил ничего конкретного мне не предлагать. Дать мне выбрать все, что угодно. И ты готов дать мне что угодно.
Это был сон из тех, где человек куда-то падает, или блуждает, или опаздывает на самолет: весьма гнетущий, безрадостный, полный страха. Воплощение плохой погоды не обошлось без воображаемых гектолитров дождя, порывов ветра и града. Фиона вязла в грязи, ноги скользили. Чем больше усилий прикладывала, тем больше отдалялась от цели — это было бессмысленно. Она была покрыта вонючей грязью с головы до ног. Как здорово! На каждый шаг вперед приходились два шага назад.