Янтарные глаза

— Уж в цирк меня точно возьмут,— бросает он.— Ни одна дрессированная обезьяна не умеет так мастерски декламировать священные книги, как я.

— Твоя дерзость в последнее время стала немного однообразной,— говорит отец.— Я могу понять, что заучивание стихов не удовлетворяет тебя интеллектуально, но для меня это не было и не будет причиной как-либо изменить свои требования. Что касается учебы, я давно заметил, что ты склонен к абстрактному мышлению больше, чем к обычному накоплению информации. Я предполагал, что ты будешь рассматривать философию или математику, но в конце концов рационально оценишь возможности применения знаний и придешь к компромиссу между красотой чистой абстракции и практической применимостью…

У Лукаса шумит в ушах. Подобные речи отца всегда доводили его до белого каления — это медленное и методичное препарирование всех мотивов и чувств, воспроизводимое отстраненным тоном перед аудиторией невидимых студентов. Дамы и господа, сегодня на примере моего сына мы покажем, какую ярость могут вызвать даже совершенно незначительные раздражители у дрессированной обезьяны; пожалуйста, возьмите резиновые фартуки.

— Астрофизика — хороший противовес тому, чему учу тебя я,— заключает старый профессор.— Если ты будешь изучать то, что хочешь, может быть, тебя наконец станет возможно терпеть.

«Я заберу заявление. Не пойду туда»,— говорит про себя Лукас, и чувство безвыходности в нем нарастает до грани полного отчаяния. «Какое это имеет значение? Мне все равно ничего не поможет». Старый профессор, очевидно, закрыл эту тему — но вдруг посмотрел Лукасу прямо в глаза.

— Кстати,— неожиданно добавляет он.— Я немного побаивался, что вместо приличной школы ты наперекор мне запишешься на курсы для госслужащих или поваров, но вижу, что у тебя все-таки есть разум. Теперь главное, чтобы ты справился. На подобной специальности хорошая память уже не слишком поможет. И в конце концов, если тебя выгонят после первого семестра, то хотя бы весной ты полностью посвятишь себя ссеистике — а потом найдешь себе что-нибудь полегче.

Настоящий ад. Стольких сил стоит не завопить во весь голос! Но Лукас умеет терпеть. И хочет. Он считает делом собственной чести никогда не поддаваться ни на какие провокации. Старому профессору доставляет большое удовольствие видеть, как он впадает в бешенство — настоящий праздник язвительности, запас на целую неделю!

— Если ты больше ничего от меня не хочешь, я иду спать,— заявляет Лукас, хоть это и абсолютная ложь.