Янтарные глаза

Она не могла себе представить, что когда-нибудь снова посмотрит в лицо этой женщине, независимо от того, в очках она или нет. При мысли о том, что все это может повториться, ей захотелось закричать от ужаса.

— Уходи,— только пробормотала она.

Если она правильно посчитала — уже в третий раз. Рука соскользнула с ее плеча.

— Пожалуйста, прости меня,— прозвучал над ней голос, полный неизмеримой грусти.— Я правда не хотела.

Тихий звук — бумага упала на стол.

— Письмо… я оставляю его здесь… но ты подумай хорошенько, ты же понимаешь?

Шорох пальцев в перчатках, разглаживающих длинный свиток.

— Прошу тебя, не злись.

Затем лишь шаги. Хлопнула дверь.

Только через полтора часа Пинки с трудом встала и пошла заварить себе чай. При этом заметив, что письмо и правда лежит на столе,— доказательство того, что эта женщина пришла не с целью украсть его. Там же был и перевод на терронский — горстка вводных фраз в едко-насмешливом тоне. Она взяла бумаги и машинально положила их в ящик.

В ней все сжималось от сожаления. Господи, ну почему она не смогла просто взять себя в руки и с улыбкой продолжить? Или спокойно и без улыбки, но хотя бы не так истерично? Ей не следовало так грубо выгонять ссеанку. Бедная женщина ни в чем не виновата! Разве не сама Пинки предложила ей снять очки? Это был несчастный случай, и сланцевая кошка действительно сожалела об этом. Но когда она попыталась помочь Пинки, то получила лишь суровый отпор.

«Я должна извиниться перед ней»,— заключила Пинки. Она уже почти испугалась перспективы грозящего ей телефонного звонка — но вдруг осознала еще более пугающий факт: ей некуда было звонить. Она не может снова связаться с ссеанкой, даже если захочет… ни ради извинений, ни ради перевода оставшейся части письма — вообще не может.

Пинки ничего о ней не знает. Она не помнит ее мудреного имени.

И никогда больше ее не найдет.

Глава тринадцатая

Прастарая

Дело досталось ей!

Фиона Фергюссон захлопнула ящик со своей коллекцией магических амулетов, которые, очевидно, это чудо и совершили, и в полнейшей радости закружилась по кабинету. Рой Стэффорд отдал Фомальхиву ей!

Вернувшись во вторник с обеда, она увидела на дисплее иконку сообщения от шефа. На всякий случай взяла в руку халцедон и яшму — для пущей удачи при чтении сообщения, после чего открыла его.

«Фиона, я бы хотел, чтобы вы лично провели переговоры с нашей персоной и доставили ее на Землю. Зайдите ко мне за подробной инструкцией и свяжитесь с моей секретаршей, чтобы она заказала вам билет».

Она не могла сдержать волнения. Не могла совладать с собой и сидеть в кресле, соблюдая все приличия, наслаждаясь победой незаметно и втайне. «На Марс лечу я! И Прастарая знала это,— пело все в Фионе.— У нее настоящий дар прозрения. Ее слова сбываются».

Фиона с улыбкой вспомнила долгий разговор, который они вели в эти выходные. Она не смогла попасть на мессу в среду, но зато зашла в лавку в субботу, чтобы поприветствовать Прастарую

и рассказать ей о своих снах; затем они переместились в заднюю комнатку, отделенную шторкой от запертой лавки и деревянной опускной дверью от лардэна в подземелье, сидели над чайником с ссенским чаем и еще долго после закрытия обсуждали будущее.

— Ты сможешь осознавать видения, которые Акктликс посылает тебе во сне, но это требует откровенности,— наконец провозгласила Прастарая.— Я прибегаю к подобным средствам лишь в исключительных случаях, так как не следует злоупотреблять даром прорицания Акктликса — но для тебя я это сделаю.

Она открыла сундук, обитый внутри бархатом, в котором хранила свои собственные магические предметы, и поставила на стол серебряную чашу и набор каменных шаров.

На Земле в традиции был один хрустальный шар, но она придерживалась ссенских обычаев, а следовательно, их было пять. Вместо хрусталя, однако, для гадания по Венцу Пяти она выбрала цитрин и сердолик. Конечно, хоть без этих инструментов нельзя было обойтись, самих по себе их было недостаточно. Успех не был бы гарантирован, если бы не было проницательности и мудрости Матери.

Прастарая долго смотрела своими горящими глазами на блеск полудрагоценных камней в серебряной чаше. Затем надела очки с оправой под драконов, поставила чашу обратно в сундук и улыбнулась Фионе.

— В конце концов все будет принадлежать тебе,— сказала она.— Все, что сейчас принадлежит ему, станет твоим.

Она встала и протянула к ней свои руки. Фиона стиснула их в волнении. Руки Прастарой были холодными, худыми, даже костлявыми.