Яркие люди Древней Руси

– Не будет сей хронике от правнуков веры. Больно льстиво про меня написано. Вот про Владимира Красное Солнышко, моего прадеда, получилось хорошо: сначала про его злодейства, потом про его позднейшее величие. Читаешь – веришь. А я в малолетстве еще застал стариков, которые прадеда помнили. Они говорили, что он до смертного часа лют и чернозлобен был. Но старики те давно сгинули, их слова водой унесло, а летопись – вот она. Каким прадед в ней явлен, таким вовек и пребудет. Хочу, чтоб ты, Силивестре, про меня злое вписал, про грехи мои. Я ведь не по небу летал, по земле ходил, а бывало и по грязям. То ведомо и Богу, и людям. Много плохого не надо, а два иль три худших моих злодейства впиши – из той поры, когда я еще великим князем не был. Сам избери, я ведь тебе во всех своих прежних против Исуса Христа кривдах исповедовался. Пиши, как было, не страшись. Через месяц, на Троицу, приеду – зачтешь.

Месяц прошел. Слово у государя твердое: сказал на Троицу, значит жди. Вот игумен с утра и ждал. Сидел у себя в келье, на столе кипа пергаментов, смотрел то на дорогу, то на Зверинецкую заводь, где под ветром щербилась неспокойная вода – будто Перун недобро помигивал тысячью глаз, тьфу на бесовские происки.

В полдень вдали затрубили. Такой порядок: скачет князь – все с дороги сходи, конные спешься, телеги на обочину. Владимир Всеволодович всегда гонял быстрой рысью, вечно торопился по большим государевым делам.

Из-за рощи вынесся передний ездовой, за ним всадник на белом коне, алое корзно по ветру, потом, сверкая чешуей, десяток хранителей тела.

Силивестр перекрестился, взял со стола приготовленную икону Святого Михаила, в чью память поставлен монастырь. Пошел благословлять.

Ох, не прогневался бы государь на хулы…

* * *

– Будет предварять-то, – нетерпеливо прервал князь игумена, когда тот стал объяснять, что писал не ругания ради, а лишь с покорством исполнял веленное. – Ты ведь сказываешь правду, не лжу, не вражьи наветы?

– Только правду. На память не полагался, сверял по годовым записям, как в старой летописи значится…

– И много ль там за мной злодейств записано?

– Я оставил два, – уклончиво ответил Силивестр. – Думаю, довольно будет.

– Лучше бы три, Бог любит троицу, но поглядим.

Владимир с кряхтением сел на скамью, слуга подставил под подагрическую ногу скамеечку. Верхом-то государь ездил быстро, а ходил трудно. Побрюхател к старости, потяжелел, опирался на палку.

– Что там у тебя первое? Из какого года?

– Из шесть тыщ пятьсот восемьдесят пятого.

– Это мне двадцать пять лет было, в Смоленске я княжил, отцом посаженный, – кивнул Владимир. – Чти.

Игумен открыл рукопись на закладке.

– «В год 6585-й воевал Владимир с Всеславом Полоцким. Ходил на него трижды. Сначала с отцом великим князем, весною, но не нашли они Всеслава, сильного нехристианским чародейством, только зря коней истомили. В другой раз Владимир ходил летом, с братом двоюродным Святополком, и Полоцк пожог, но Всеслава снова не добыли, попусту воинов по болотам растеряли. Всеслав же, оборотившись лесною лисицею, сам напал на безоборонный Смоленск и тоже его пожег, а людей кого поубивал, кого с собой увел».

– Всё так и было, – кивнул внимательно слушавший князь. – Возвращаюсь – а города моего нет, одни головешки, да во́роны каркают. И мертвечиной пахнет. Помню, как я рыдал, богохульничал. Дьявол, кричал, сильнее Тебя, Господи, он Всеслава лучше направляет, чем Ты меня.

– Про это я тоже написал. Я ведь с тобою в том походе был, обозным отроком. Всё помню. «И возроптал Владимир на Господа, и послушался Диавола, решил хитрого нехристианской хитростью Всеслава нехристианской же силой превозмочь. Послал Владимир в степь к половцам со словами: «Идите со мной на врага моего, достанете себе добычи». И пришли половцы, и пошли с Владимиром на Всеслава, и окружили его с двух сторон, с одной стороны смоляне, с другой половцы, и побили. Так одолел Владимир Всеслава, и было то великое зло, ибо впервые русский князь сам на русскую землю поганых навел. Прежде такого никогда не бывало, а после стали и другие князья поступать по Владимирову примеру, а пуще всех Олег Святославич, за что ему Бог судья».

– Нет, – нахмурился Владимир. – Не так было! Олег первый половцев привел!

– Да как же первый? Он в ту пору еще в Чернигове, при твоем родителе состоял. Вот, на следующее лето записано. – Силивестр перевернул лист. – «В год 6586-й. Бежал Олег, сын Святослава, в Тмутаракань от Всеволода, месяца апреля в 10-й день». А поганых на Русскую землю он после этого привел. Половцы с ним охотно пошли, потому что после твоего похода на Полоцк вернулись с большой добычей.

– Верно. Запамятовал я. Сорок лет почти миновало… – Государь сунул в рот седую бороду, пожевал – была у него в задумчивости такая привычка. – Убери это. Оставь только, что я ходил на Всеслава и одолел его. Что я первый на Русь половцев навел, не нужно. Пускай это на Олеге будет. Лучше уж про мое кровопийство что-нибудь, оно для князя грех извинительный. Есть у тебя про мое кровопийство?