Ярмарка тщеславия

From these she heard how soon Smith would be in Council; how many lacs Jones had brought home with him, how Thomson's House in London had refused the bills drawn by Thomson, Kibobjee, and Co., the Bombay House, and how it was thought the Calcutta House must go too; how very imprudent, to say the least of it, Mrs. Brown's conduct (wife of Brown of the Ahmednuggur Irregulars) had been with young Swankey of the Body Guard, sitting up with him on deck until all hours, and losing themselves as they were riding out at the Cape; how Mrs. Hardyman had had out her thirteen sisters, daughters of a country curate, the Rev: Felix Rabbits, and married eleven of them, seven high up in the service; how Hornby was wild because his wife would stay in Europe, and Trotter was appointed Collector at Ummerapoora.	От них она узнавала, скоро ли Смит будет советником; сколько сотен тысяч рупий увез с собою в Англию Джонс; как торговый дом Томсона в Лондоне отказался принять к оплате векселя, выданные на него бомбейской фирмой "Томсон, Кибобджи и Кo", и как все считают, что калькуттское отделение фирмы также должно прогореть; как безрассудно - если не сказать более - миссис Браун (супруга Брауна, офицера иррегулярного Ахмедиагарского полка) вела себя с юным Суонки из лейб-гвардейского: просиживала с ним на палубе до поздней ночи и заблудилась вместе с этим офицером, когда они ездили кататься верхом во время стоянки на мысе Доброй Надежды; как миссис Хардимен вывезла в Индию своих тринадцать сестер, дочерей деревенского викария, преподобного Феликса Рэбитса, и выдала замуж одиннадцать из них, причем семь сделали очень хорошую партию; как Хорнби рвет и мечет, потому что его жена пожелала остаться в Европе, а Троттер назначен коллектором в Амерапуре.
This and similar talk took place at the grand dinners all round.	Вот такие или подобные им разговоры происходили обычно на всех званых обедах.
They had the same conversation; the same silver dishes; the same saddles of mutton, boiled turkeys, and entrees.	Все беседовали об одном и том же; у всех была одинаковая серебряная посуда, подавалось одинаковое седло барашка, вареные индейки и entrees.
Politics set in a short time after dessert, when the ladies retired upstairs and talked about their complaints and their children.	Политические вопросы обсуждались после десерта, когда дамы удалялись наверх и заводили там беседу о своих недомоганиях и о своих детях.
Mutato nomine, it is all the same.	Mutato nomine {Если изменить имя (лат.).} - везде одно и то же.
Don't the barristers' wives talk about Circuit?	Разве жены стряпчих не беседуют о делах судебного округа?
Don't the soldiers' ladies gossip about the Regiment?	Разве военные дамы не сплетничают о полковых делах?
Don't the clergymen's ladies discourse about Sunday-schools and who takes whose duty?	Разве жены священников не рассуждают о воскресных школах и о том, кто кого замещает?
Don't the very greatest ladies of all talk about that small clique of persons to whom they belong?	И разве самые знатные дамы не ведут бесед о небольшой клике, к которой они принадлежат?
And why should our Indian friends not have their own conversation?--only I admit it is slow for the laymen whose fate it sometimes is to sit by and listen.	Почему бы и нашим индийским друзьям не вести своих особых разговоров? Хотя я согласен, что это малоинтересно для людей непосвященных, которым иной раз приходится сидеть молча и слушать.