Ярость

– Я хочу вернуться домой, папочка, – прошептала она.

– Я пришлю за тобой самолет, – без колебаний ответил Шаса. – Нет, черт возьми, я сам за тобой прилечу.

Она ждала на взлетно-посадочной полосе и бросилась в объятия отца. На полпути обратно в Кейптаун Шаса погладил ее по щеке и сказал:

– Мне понадобится официальная хозяйка в Хайвельде. – Ему не нужно было объяснять, что так называется посольская резиденция в Лондоне. – Я даже подготовил договор о твоем жалованье.

– О папочка! – отозвалась Изабелла. – Почему не все мужчины в мире такие, как ты?!

Якобус Стандер был повешен в Центральной тюрьме Претории. Сара Стандер и ее муж ждали снаружи, когда на главных воротах тюрьмы повесят извещение о смерти. В ту ночь, когда они вернулись в свой коттедж в Стелленбосе, Сара поднялась, как только Рольф заснул, и проскользнула в ванную, где проглотила огромную дозу барбитуратов.

Когда Рольф Стандер проснулся следующим утром, она лежала мертвая рядом с ним в постели.

Манфред и Хейди перебрались на свою ферму в Свободном государстве, где Манфред занялся разведением породистых овец-мериносов. На сельскохозяйственной выставке в Блумфонтейне он три года подряд получал голубую ленту победителя за своих баранов.

Манфред, и прежде отличавшийся склонностью к полноте, сильно набрал вес, питаясь скорее от скуки, чем с аппетитом. Только Хейди знала, как ему не хватает активной деятельности, как сильно он жаждет снова оказаться в коридорах власти, каким бессмысленным и пустым видит он теперь свое существование.

У него случился сердечный приступ, когда он в одиночестве бродил по вельду, и на следующее утро пастухи нашли его тело лежащим там, где он упал. Сантэн прилетела на его похороны на самолете компании. Она была единственной из семьи Кортни, кто присутствовал, когда Манфреда хоронили со всеми почестями на кладбище Героев, где находились могилы многих выдающихся африканеров, включая доктора Хендрика Фервурда.

Когда Шаса Кортни возвращался из Букингемского дворца в посольском лимузине после вручения верительных грамот ее величеству королеве Елизавете Второй, улицы были мокрыми от серого лондонского дождя.

Несмотря на погоду, на Трафальгарской площади его ждали демонстранты с плакатами: «ДУХ МОЗЕСА ГАМЫ ПРОДОЛЖАЕТ ЖИТЬ» и «АПАРТЕИД – ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧности!».

У посольства Шаса вышел из лимузина, и демонстранты попытались двинуться вперед, но шеренга лондонских бобби в синих мундирах соединила руки, оттесняя их назад.

– Шаса Кортни!

На полпути ко входу Шаса остановился как вкопанный, услышав знакомый голос, и огляделся по сторонам.

Сначала он не узнал ее, потом увидел в первом ряду демонстрантов и повернул назад. В парадном официальном костюме и цилиндре он являл собой образец элегантности. Он остановился перед ней и обратился к одному из констеблей:

– Спасибо, офицер, но я знаю эту даму, вы можете пропустить ее.

Потом, когда она нырнула под протянутую руку констебля, поздоровался:

– Привет, Тара.

Ему трудно было поверить, насколько она изменилась. Тара превратилась в неопрятную кошелку средних лет, и только ее глаза оставались такими же прекрасными, когда она яростно уставилась на него.

– Мозес Гама продолжает жить! Монстры апартеида могут убивать наших героев, но битва завершится нашей победой! И в итоге мы унаследуем землю!

Она говорила визгливым голосом.

– Да, Тара, – ответил Шаса. – Есть герои и есть монстры, но большинство из нас – обычные смертные, подхваченные событиями, слишком бурными для любого из нас. Возможно, когда битва закончится, все, что мы унаследуем, окажется лишь пеплом некогда прекрасной страны.

Он отвернулся от нее и, не оглядываясь, вошел в посольство.

От автора

Я снова позволил себе некоторые вольности в отношении исторических дат, в частности насчет начала движений Umkhonto we Sizwe («Народное копье») и Poqo («Поко») и первого оправдания Нельсона Манделы по делу о государственной измене, а также насчет того, когда Гарольд Макмиллан произнес свою речь «Ветер перемен».

Надеюсь, что читатели простят меня ради сюжета.