Ярость

– Это полицейское оружие. Всего несколько часов назад его похитили из арсенала местной полиции. Серийный номер есть в реестре. И он заряжен полицейскими пулями.

Роли обернул ткань вокруг рукоятки револьвера.

– На нем все еще сохранились отпечатки пальцев полицейского офицера, – сказал он.

С револьвером в руке он обошел стол и встал за спинкой стула Гамы, приставив ствол к его затылку.

Люди вокруг коттеджа запели.

– Боже, храни Африку! – повторил Роли их слова. – Тебе повезло, мой дядя. У тебя есть шанс искупить свою вину. Ты отправишься туда, где никто уже никогда тебя не тронет, а твое имя будет жить вечно, чистое и незапятнанное. «Великий африканский мученик, умерший за свой народ».

Мозес Гама не пошевелился и не произнес ни слова, а Роли мягко продолжил:

– Людям сообщили, что ты здесь. Они сотнями собрались вокруг. Они станут свидетелями твоего величия. Твое имя будет жить вечно.

Потом сквозь звуки песни они услышали приближавшиеся полицейские сирены, завывающие и рыдающие.

– Жестокой фашистской полиции тоже сообщили, что ты здесь, – тихо добавил Роли.

Звук сирен нарастал, а потом послышались рев моторов, визг тормозов, хлопанье дверей «лендроверов», выкрикиваемые команды, тяжелый топот ног, и передняя дверь затрещала под ударами кувалд.

Когда бригадир Лотар де ла Рей во главе своих людей ворвался в коттедж, Роли Табака тихо произнес:

– Иди с миром, мой дядя.

И выстрелил в затылок Мозесу Гаме.

Тяжелая пуля бросила Мозеса вперед, его раздробленная голова упала лицом на стол, мозг и осколки кости разлетелись по стене и кухонному полу.

Роли бросил полицейский пистолет на стол и ускользнул через заднюю дверь в темный двор. Он присоединился к ожидающей снаружи толпе, смешавшись с ней, и ждал вместе с ней, пока из передней двери коттеджа не вынесли на носилках прикрытое тело. И тогда он закричал сильным чистым голосом:

– Полиция убила нашего вождя! Они убили Мозеса Гаму!

Этот крик подхватили сотни голосов, и женщины закричали и зарыдали, а Роли Табака повернулся и ушел в темноту.

Слуга открыл перед Манфредом де ла Реем дверь Вельтевредена.

– Хозяин ожидает вас, – почтительно произнес он. – Пожалуйста, пройдемте со мной.

Он проводил Манфреда в оружейную и закрыл за ним двустворчатую дверь красного дерева.

Манфред остановился у порога. В большом камине горел огонь, и перед ним стоял Шаса Кортни. На нем был смокинг и черный галстук, глаз прикрывала новая черная шелковая повязка. Он был высок, с седыми висками и выглядел учтивым, но выражение его лица было безжалостным.

Сантэн Кортни сидела за письменным столом рядом с оружейными стойками. На ней было вечернее платье из китайской шелковой парчи ее любимого желтого оттенка с ожерельем из прекрасных желтых бриллиантов с рудника Ха’ани. Ее руки и плечи были обнажены, и в приглушенном свете кожа Сантэн казалась безупречной и гладкой, как у юной девушки.

– Белый Меч, – тихо приветствовал Манфреда Шаса.

– Ja, – кивнул Манфред. – Но это было давно – на другой войне.

– Ты убил невинного человека. Благородного старого человека.

– Пуля предназначалась другому – предателю, африканеру, который надел на свой народ британское ярмо.

– Значит, ты был тогда террористом, как Гама и Мандела теперь. Почему же твое наказание должно отличаться от их наказания?

– Наше дело было правым, и Бог был на нашей стороне, – ответил Манфред.

– Сколько еще невинных погибло за то, что другие называют «правым делом»? Сколько злодеяний совершено во имя Бога?

– Тебе не спровоцировать меня, – покачал головой Манфред. – То, что я предпринял, было правильным и честным.

– Посмотрим, согласится ли с тобой суд этой страны, – сказал Шаса и посмотрел через комнату на Сантэн. – Пожалуйста, набери тот номер, что записан в блокноте перед тобой, матушка. Попроси полковника Ботму из Управления уголовных расследований. Я предупредил его, чтобы он был готов приехать сюда.

Сантэн не шелохнулась, с глубокой печалью на лице глядя на Манфреда де ла Рея.

– Прошу, матушка, сделай это! – настаивал Шаса.

– Нет, – вмешался Манфред. – Она не может этого сделать… и ты тоже не можешь.

– Почему ты так в этом уверен?

– Скажи ему, мама, – попросил Манфред.

Шаса быстро и гневно нахмурился, но Сантэн вскинула руку, не давая ему заговорить.

– Это правда, – прошептала она. – Манфред такой же мой сын, как и ты, Шаса. Я родила его в пустыне. Хотя отец забрал его, когда он был еще мокрым и слепым, хотя я не видела его потом почти тринадцать лет, он все равно мой сын.

В наступившей тишине одно из поленьев в камине громко треснуло, выбросив мягкий фонтанчик пепла, и это прозвучало как гром лавины.

– Твой дедушка умер больше двадцати лет назад, Шаса. Неужели ты хочешь разбить мне сердце, отправив на виселицу твоего брата?

– Мой долг… моя честь… – запинаясь, произнес Шаса.

– Манфред однажды проявил милосердие. В его власти было уничтожить твою политическую карьеру еще до того, как она началась. Но по моей просьбе, узнав, что вы братья, он пощадил тебя. – Сантэн говорила тихо, но безжалостно. – Разве ты можешь поступить иначе?

– Но… он всего лишь незаконнорожденный! – выпалил Шаса.