Ярость обреченных

Бока коня уже ходуном ходят, а на его губах появилась первая пена. Еще чуть-чуть проскакать, и животное падет!

Сцепив зубы от ярости, сотник всадников акынджи прилег на холку, стараясь распределить вес тела по хребту жеребца. Он любил его как родного, выходил еще с тех пор, когда Зураб — так Алгыз назвал своего боевого товарища — был несмышленым жеребенком. Чтобы осуществить свою мечту и хотя бы самому вырваться из-под бремени непосильных налогов, чтобы суметь в будущем заплатить калым за понравившуюся невесту, Алгыз еще в юношеские годы рвал жилы на полях местного сипаха, баши Ахмеда. Он старательно копил жалкие медные рупии, чтобы однажды купить коня — пропуск в мир всадников-акынджи…

Жеребенок достался им случайно — кормящую его мать укусила гюрза, и кобыла в одночасье издохла. Зураб был единственным слабым жеребенком в стаде господина Ахмеда и без матери оказался никому не нужен. Управляющий поместьем Ибрагим-ага был готов отдать его на скотобойню, но о том узнал Алгыз. Накопленных рупий едва ли хватило на выкуп жеребенка даже по цене мяса, но Ибрагим-ага сжалился над старательным юношей, поверившим в свою мечту, и продал за имевшиеся у того деньги.

Алгыз в буквальном смысле стал Зурабу матерью, выходил его, выкормил коровьим молоком, которое жеребчик поначалу отказывался пить — а ведь в многодетной семье Алгыза еды не хватало, и парень отдавал свою долю молока… Юноша находил окрепшему жеребчику самую сочную траву, заготавливал душистое сено — а заодно учился править им без седла, да так, чтобы конь подчинялся одному лишь движению наездника, одному лишь его слову… И когда Зураб вырос в крепкого вороного жеребца с лоснящейся шкурой, Алгыз воплотил свою мечту, став акынджи — видя старательность юноши, сам Ибрагим-ага поручился за него перед султанским чиновником.

Акынджи не были регулярной боевой кавалерией, списки вступивших в их ряды всадников хранились у местного акыджак-бея — назначенного султаном управителя провинции. В случае войны акынджи собирали по спискам, воины сами должны были обеспечить себя необходимым оружием: саблей, луком со стрелами, копьем, боевым хлыстом, кинжалом. В семье Алгыза хранилась старая дедовская сабля-шамшир[19] и наконечник копья, к которому юноша лично заточил древко. Также Алгыз сам сделал себе лук, и, хотя ему было далеко до боевого, композитного лука его предков, кочевников-заурцев, чиновники султана не придирались. Старый хлыст удалось выменять у ветерана-акынджи, жившего в их селении, а кинжал ему подарил Ибрагим-ага. Последние деньги ушли на старое, потертое седло…

Главное же, что всадников освобождали от налогов, давали кое-какие привилегии в торговле, и Алгыз в свои двадцать весен наконец-то смог зажить! Да еще как! Через два года он скопил необходимый калым и выкупил самую завидную в селе невесту, томную красавицу Айгуль, а уже следующей весной у них родился первый ребенок.

Раз в году акынджи собирали на военные учения, дабы всадники не забыли навыков боя. Что же, во всем старательный и целеустремленный Алгыз преуспел и в ратном деле, лучше всех научившись рубить лозу своей легкой дедовской саблей, точнее всех поражать соломенную мишень копьем. Командиры всадников отметили успехи юноши, и вскоре Алгыз стал десятником. А после первой военной кампании (взбунтовалась соседняя провинция) десятник дорос уже и до сотника-баши.

Восставшие воспротивились тяжелым налогам и самоуправству местного акыджак-бея. Разумом и душой Алгыз очень хорошо понимал этих людей, отчасти сочувствовал бунтовщикам… Но это не мешало ему топтать их копытами Зураба, пронзать копьем и яростно рубить шамширом.

Местные акынджи в большинстве своем остались верны султану, и многие из них погибли в самом начале бунта — когда озверевшие земляки внезапно пришли в их дома, желая поквитаться за зажиточность свободных от налогов всадников. Но и после расправы бунтовщики остались лишь слабо вооруженной и совершенно неорганизованной толпой, нацеленной на грабеж. И когда всадники акыджака Алгыза ударили по ней, толпа побежала, подставляя спины и головы под размашистые удары сабель…

Да, Алгыз был старателен везде и во всем — а потому вернулся домой не только сотником, но и счастливым владельцем еще трех коней, маленького стада баранов, трех мешков всякой полезной утвари, а сверх того — великолепного ковра настоящей аванской выделки. В саадаке, притороченном к новому, роскошному седлу, покоился композитный боевой лук, а дедовскую саблю сменил новый шамшир, с украшенной полудрагоценными каменьями рукоятью. Ждущая уже третьего ребенка Айгуль была в восторге — правда, лишь до того момента, когда довольный собой Алгыз выкупил еще одну невесту, совсем юную, но такую пылкую Захру… Жены не очень-то поладили, но Алгыз лишь посмеивался над домашними склоками — ведь стоило ему чуть повысить голос, как обе жены в испуге замолкали. Познавший вкус крови в бою Алгыз научился быть очень жестоким — конечно, только по необходимости.