Буду «поспешать медленно», спокойно теперь. Я всё-таки не собирался выходить из комнаты без штанов, с гордо поднятой головой, как удефелировавшая Света.
– Убери этого лизуна, – брезгливо велел Саввой Свете.
Я замер. Кого? Что… До меня дошло.
Сделал шаг левой, не поднимая головы, а потом ещё два, уверенно «ломая ему зенки». Ещё мешались штанины, я по-прежнему держал брюки в руках перед собой. Он смотрел на меня ещё призрительно, когда я врезал ему каблуком не зашнурованного ботинка в грудь.
Машинально, на выдохе, жёстко, как учили. Я уже был готов к драке, как и кулаки всё сжимающие за пояс брюки, но уже забывшие о них. «Пробил» бы его наверняка, добил бы. Он рухнул на пол сразу, подавившись собственным дыханием, или тем, что хотел сказать, беззвучно.
Неестественно подворачивая ноги в коленях, глухо стукаясь о половое покрытие головой. Бить больше было некого. Он лежал в бордовом жёстком ворсе, чуть растопырив локти, глаза закрыты.
Нормальный ход. Спокойно лежит, тихо. Хоть мелом его обводи. Я его не убил?
Посмотрел на Лену. В расширенных глазах её, было именно изумление, переходящее в ужас. Онемела.
– Ты, дурак что ли? – услышал я её похожее на шёпот.
Попал я путёво, – «спит Саввойка». Одна штанина задралась. Пальто и костюм баксов по пятьсот, а носки, как у меня, «за рубль двадцать».
– Ты вообще? – переспросила Лена, – это же Саввой, -Мах-муд…
Та вижу, что не верблюд. Лежит вот.
– Тебя сейчас убьют. – она показала глазами на дверь.
Я очнулся: «Убьют, точно. За этого «авторитета», П…ц»…
Дверь. Я широко шагнул к ней, бросив брюки. Очень осторожно, как взрыватель снаряда, двумя ладонями, я намертво обнял круглую, с «кнопкой» замочной скважины, латунную ручку. Навалился плечом, всем телом – на дверь.
В ПТУ мы так «играли»: придавишь дверь, – как заперто, мастер не поймёт ничего, прислушается – тихо, дверь закрыта, где все? Подёргает, идёт на вахту за ключом или разбираться с наставником, куда группа подевалась, кто аудиторию закрыл?
Поворачивал ручку по часовой. Примерно я понимал принцип работы таких замков: если поворачивать ручку до упора, то снаружи её не открыть. Поворот – щелчок, поворот – щелчок, (как громко), ещё пол оборота, – всё. Прислушался: за дверью, вальяжно, шло простонародное обсуждение некоторых сексуальных позиций. Двое или трое. Хихикали про мазь лыжную.
А у нас в кабинете тихо – тихо… Вслушиваясь, Лена сузила глаза:
– Теперь точно, мне…
А мне?! «Сибирской» графинчик, и двойную пельменей поставят?! Только отстирали… Так я, с «постирушками», тут надолго застряну. Меня потом вообще, хер отстирают. Бежать. Я принялся лихорадочно одеваться, напяливать одёжу, рассовывать всё своё со столика по карманам. В окно. В окне решётка.
– Просто ты не выйдешь отсюда, – безнадёжно сказала Лена.
– Выйду. – пообещал я ей, – по-любому. Как вы меня… – Я шнуровал ботинки на подоконнике крепко, – нам надо валить отсюда, слышь, обоим.
– Мы не выйдем отсюда. – шептала Лена. – Он очнётся и поднимет крик.
Ага, пусть орёт. Буду бить стёкла, звать на помощь, милицию… Меня осенило: может у него оружие есть? А? Пистолет. Буду валить или стрелять в воздух, менты приедут, вызовет же, кто ни будь?!
Я кинулся к Махмуду, принялся шарить у него по карманам. Ни черта у него нет, авторитет сраный; портсигар, зажигалка, бумажник – думал кобура, кусачки маникюрные…
– Ты ещё и вор, – Лена смотрела тоже не убаюкивающе.
Истерическое моё вырвалось само-собой:
– А-а, – «Мах-мудщик» – признался я, – лихо всё подстроил! Сработал виртуозно! Бачь, кака падла! Мишурит с обеда по авторитетам!
Эта девушка смотрела на меня с жалким удивлением:
– Ты понимаешь, что они, теперь, с тобой сделают?
Даже не думать. Бежать любой ценой! Окно выходило во внутренний дворик. Квадрат двора и арка. Мне бы туда, – в арочку, и на улицу, к людям… Я кинулся к окну, дёрнул за ручку раму. Навесят жалюзи, суки. Это не надёжная сберкассовская решётка из арматуры. Новая, изящная, из полосы «двойки», с причудливым несимметричным рисунком. Функция этой решётки больше сводилась к украшению фасада, нежели защите помещения. И собирал её, видать не сварщик, и даже не путный слесарь сборщик… В некоторых местах полосы были только прихвачены, прожжены – не приварены друг к другу. Простой лом или кувалдочка и тут делов секунд на восемь… Где их только взять… Ни молотка, ни домкрата. Монтажку бы…
– Есть, что ни будь железное?
У кого-то в машине, вдалеке на улице, заиграло радио. Музычка пошла. Лена в прострации покачала головой. Схватился за длинный, слабенький элемент решётки – какой-то «райский» гладиолус, дёрнул металл руками. «Играет», сука. Вспомнились мамины гладиолусы на даче, и то, что она просила меня найти и привезти ей какой-то редкий сорт – «Плащ гладиатора». Самоё время вспомнил: луковицы, «детки», «бабки» … Выкорчевать бы цветочек… Порезал ладони о необработанную кромку. Щипит ладонь. Выгибается полоса, – не ломается.
Рычаг надо. Булыжник. Иначе не порву, не пролезу.