Ты хоть, лежи, «друг» мысленно обратился я к распростёртому на ковре Мухмуду. Не могут же они там вечно стоять. Интересно, что они думают, что он её трахает в тишине? Тактичные.
За дверью послышался как, ой то шум.
Вот как оно – «ёкает», оказывается, сердце. Быстрее – я гнул полосу, – не фига.Лена подняла голову. Это, наверное, «наши»: Аркаша и Вадим.
Эти меня рекомендуют.
«Каравай, каравай, кого хочешь – выбирай!». Но за дверью слышались только женские голоса. «Пустите нас к ней, пусть они при нас разговаривают!» – различил я в гуле голосов.
– Вера Николаевна, – пояснила на удивление радостным шёпотом Лена.
– Она не может там тихо посидеть, где – ни будь?– разозлился,– Пошить чё-нёдь… Чего они сюда-то прутся?
Ну, правильно: активная гражданская позиция. Если Вера Николаевна с коллективом, будет настаивать, то всё объясниться быстрее. Они позовут его, он не ответит, они – выломают дверь, а тут я, без пулемёта… Только этих баб мне сейчас не хватает…
– Ушли их. – зашипел я, – Скажи, крикни; чаевничаем, решаем, всё нормально… Пусть не волнуются! Скажи хорошо…
– Пошёл ты! – Лена направилась к двери.
– Стоять! Тихо! – Я зацепил её за трикотаж ниже локтя, – я не шутил: – А то я и тебя рядом с ним положу.
Правда, не хотел, а кулак поднял и сжал.
– Ну-ну, – усмехнулась она. Но от двери, глядя на меня, отступила…
– Они не помогут, пойми, – убеждал, – что мы им покажем?! Этого!?
Опять кинулся к решётке. Хоть бы рукавицы брезентовые, чтобы взяться нормально! Буквально, спустя рукава куртки, – обмотав ими полосу давил этот сучий цветочек изо всех сил… Всё-таки полоса держалась… Выгибается, отгибается, но толку… Время, время, – меня уже лихорадило, уверенность, что её можно выломать голыми руками таяла. Я тяжело дышал. Попробовал всунуть между элементами вазу и ей отжать, зафиксировать вроде бы нормальную щель, – ваза лопнула. От напряжения я ударился лбом. Надо ещё одного мужика. Там стоят. Попроси подержать.
– Поможешь мне? – вспомнил я, – гандболистка…
«А в ответ тишина»Л
– Лезь тогда сама, я удержу! Потом встретишься со своим Вадимом, разберёшься. Я если не смогу, скажу им; ты его завалила и свалила. А я мимо шёл, сам не местный, -предлагал я сходу бредовые варианты я, – На меня потом всё свалишь. Они щас двери начнут ломать, дура! Дай хоть мне тогда выйти отсюда, держи! Или лезь, оттуда мне раздвинешь, как сможешь. Чего ты молчишь?
Тупая.
– Мы лезем или не лезем? – я начал выходить из терпения.
Молчит! …Я увидел в окне юного панка, который зашёл с улицы за угол.
– Мальчик! – закричал я ему, – иди сюда! Быстро!
Молчит. Смотрит.
– Иди сюда! Помоги мне, у меня тут… Шпингалет заклинило…
Стоит, как вкопанный. Дебил, что ли…
– Ну иди сюда, … Помоги пожалуста, подай мне вон ту трубу, – я заметил выкинутый, негодный водопроводный стояк, с «мёртвым» чугунным вентилем на конце.
Обкурился он что ли, щегол этот, или дури какой ни будь, нанюхался, вроде клея; его координация вызывала предположения. Как его сподвигнуть?
– Давай братуха, – придумал я, – пока менты не приехали…
Тут «Братуха» зашевелился. Парень не спринтер, конечно. Но, о как, разогнался, – как в штыковую пошёл! Гвардеец! Я успел отскочить.
Пытался действовать как рычагом, этот ещё с той стороны виснет придурок… Гнилая водопроводная трубка трижды согнулась как пластилиновая. ****ство.
– Дай мне вон тот камень, – попросил я его, – денег дам! Потом. Щас. У меня тут навалом.
Панк посмотрел туда, куда я показывал. (Толи панк, толи хиппи, может умственно отсталый).
– Вон, пожалуйста, – я жестикулировал, пытаясь подержать его работу мысли.
Тот пошёл. Наклонился, руки – как два арбуза держит. Штангист! Я сложил руки рупором:
– Ты чё делать собрался?! – психанул я, – оставь бордюр в покое! Ты его в жизни не поднимешь! Придурок питерский! Рядом камень!
Не слышит. Рвёт бетонный метровый бордюр из земли, и всё. А тужиться! Не могу орать.
За дверью, мне слышалось, слышалось: женщины настаивали, их не пускали. Саввоевцы обещали:
– Сейчас, сейчас, все по очереди, а вы женщина – крайняя… Она освободиться, сейчас, ваша Лена, всех примет.
– Мы сейчас милицию позовём! – всё тот же неугомонный женский голос.
А вот это правильно, и лучше – роту, на всякий случай. Не выйдет ничего – сам позвоню, но только в крайнем случае, – начнётся же: менты, протокол происшествия, документы, имя-фамилия… А светиться перед этими бандюками не к чему, никак нельзя мне. Надо решётку ломать.
Вдруг голоса стихли. Я испуганно насторожился.
В коридоре явно говорил Вадим. Всё. Я начал тихо гнуть другой вензель. Вместе со своим дыханием слышу:
– Хорошо, хорошо. Нет, милицию вызывать не надо. Мы сами разберёмся.
Женщины галдят. Вадим спокойный.
Мы здесь все не разминёмся. Вы идите. Сейчас всё будет как надо.
«Не давайте ему пройти», – с тоской защемило у меня. Ничего себе: «Хорошо, хорошо»…
Лена шмыгнула к двери. Спотыкаясь о Саввоя я успел схватить её за запястье.
– Пусти, – тихо уже велела она, – другая её ладонь легла на замочную ручку.
Видать в глазах у меня отпечаталось многое. Опасность, просьба, – что-то остановило её на секунду.