— Сто двадцать? Так я по сравнению с ним — гном. Ха-ха! Прикинь, «Кукла» меня заставляет на диету садиться… Но показания жертв… они всегда субъективные. Темно было, страшно. Чего там девчонкам привиделось? Морды его ни одна не видала, он — всю дорогу в маске. Отставить, Хомякова морду видела, фоторобот-то с её слов составлен. Ей фотку Расстегая показывали? И вообще, когда мы его собираемся на «износы» колоть?
— Кораблёв сказал, пока не будет предъявлено обвинение по убийству, работать с ним по «износам» они не разрешат. Там у Расстегаева адвокат поменялся. Теперь эта, с лошадиной физией, Стрельникова.
— Инга Юрьевна! — подполковник расплылся в мечтательной улыбке. — Чегой-то с лошадиной? Приятная женщина. Секс-символ нашего городка! И чего она? Паскудит? Всегда ж нормальная была!
— Паскудит — не то слово. Версию придумала какую-то закомуристую. Подробности я могу узнать.
— Не надо. От своих гонок мозги кипят. Отпускать злодея они, надеюсь, не собираются?
— Не-не! Кораблёв сказал — сидит крепко. Они экспертиз много поназначали. Надеются на результаты.
— Держи руку на пульсе. С Рязанцевым взаимодействуем плотно, но в дёсны не целуемся. Если случай вдруг подвернётся, надо Андрюшку опустить на грешную землю. А то у него скоро нимб над головой включится. «Правильный», ёпт!
Перестав играть с портсигаром, Борзов выдернул из стопки несколько сколотых скрепкой листков формата А4:
— У нас с тобой ещё один больной вопрос. Рапорт Загадкина начальник подписал. Отдай в кадры.
— Значит, всё? Прощаемся с Ефимом? Жалко…
— Слушай, Рома, у всякого терпения есть предел. Ефим на Маршала Устинова как отпросился за водичкой, так его хорошее поведение и кончилось. Заместо минералки взял чекушку, из горла за остановкой выдул. Вернулся весёлый. «Я в норме!» — говорит, а у самого ширинка нараспашку и язык еле ворочается. Так что участковым в ТПМ[117]
для него — лучший вариант. Пускай Коробову спасибо скажет. Пожалел его Илюша. Говорит мне потихоньку: «Кабы я не видел, как ваш амбал труп из болота вытаскивал, вышвырнул бы его на улицу без всякой жалости! Такого бы пинчища ему навесил!»— Кодировать надо парня.
— Вот и займись. Не забывай, какая тема на нём замкнута. Не то наша с тобой коммерция загнётся очень быстро. И без того навар с неё копеечный… О, главное чуть не забыл! Ты ветеранов всех обзвонил?
— Всех, кто в списке.
— Чего сказали?
— Сомов сказал, что обязательно придёт. И на торжественное, и в кафе вечером.
— Евгений Николаевич — кремень!
— Вадим Львович тоже обещал. Говорит, давление вчера скакнуло. Но часик-другой с нами посидит.
— Отлично. Гога Родимов как? До него дозвонился?
— Дозвони-ился, — Калёнов скроил кислую гримасу.
— Ну и как он?
— Плохой. У него ноги отказывают.
— И всё равно бухает?
— По ходу дела, да.
— Эх, а какой начальник розыска был! Сыщик от Бога! Мы с тобой ему в подмётки не годимся. Надо бы, Рома, как-нито съездить, проведать мужика. Может, помощь какая ему нужна. Он ведь один живёт. Жена от него ушла.
— Базару нет, — с охотой согласился майор.
Разговоры про «надо съездить» велись не меньше года. Борзов подумал, что ментовский век короток, забвенье ждёт каждого. Поэтому жить надо днём сегодняшним и на полную катушку.
Часть 3
Утерянное всегда находишь в последнем кармане
1
Для поступка надо выбрать день. Пятое октября показалось мне подходящей датой. Как-никак — в уголовном розыске я отбарабанил четыре полных года. Нескучное было времечко. Ностальгировать по нему я не собираюсь во избежание побочных эффектов. Могу начать себя жалеть, а это чревато.
Накормив оголодавшего за ночь кота, размявшись с тугим пружинным эспандером, убрав постель, приняв контрастный душ, побрившись, крепко позавтракав, дважды с удовольствием перекурив, я берусь за мобильник.
Следует поздравить действующих сотрудников. Набираю Андрейку. Подгадал грамотно, экс-напарник чешет от троллейбусной остановки к УВД, значит, говорить может. Я озвучиваю полагающиеся слова, выслушиваю алаверды.
Затем отправляю эсэмэски Лёхе Титову и Борзову Сан Санычу. Тит отзывается стремительно, снабдив ответ пучеглазым усатым смайликом. Надо бы и мне научиться вставлять эти забавные рожицы в сообщения. За счёт них переписка расцветает эмоциями.
Борзов не откликнулся, он теперь большой начальник, забот у него выше крыши. День длинный, найдёт минуту — ответит. Если не удосужится, я обижусь несмертельно.
«Тридцать оперов в отделе было, — задумываюсь, — а поздравить больше некого».
В отсутствии взаимных интересов общение сошло на нет. Даже с Вадимом Львовичем Птицыным мы почему-то перестали контачить. Презентацию моей книжки он продинамил. Как-то я позвонил ему, хотел поинтересоваться здоровьем в частности и жизнью вообще. «Набранный вами номер не обслуживается» — обескуражил меня автоответчик. Потом Тит поведал, что Львович перешёл на «Мегафон», и его новый номер известен только избранным.
— Я не в их числе, — развёл руками Лёха.