Идеальная совокупность. Том 2

Звонил прикормленный мент. Клыч сбросил вызов, лишние знания ассистентам ни к чему. Отреагировал эсэмэской «перезвоню», назначил время, во сколько парням завтра подъехать в офис, и отпустил всех троих. Свалили за один хлоп. Пускай Дихлофос с Беликом не загоняются, будто у него с Мариком секреты.

3

06 октября 2007 года Суббота

Оставшись один, Клыч набрал сброшенный номер.

— Привет, — в динамике откликнулся хриплый голос.

— Здорово. Ты чё сипишь, Даня?

— Приболел… Горло… Я всё сделал, что ты просил… И фотку достал…

— Ништяк. Давай пересечёмся, отдашь.

— Херово мне, Володя. Может, заедешь? Я дома…

— Говно вопрос. Через пять минут буду.

— Ты это, — потянулась неловкая пауза, когда она прервалась, в страдальческую интонацию вкралась самоирония. — По дороге захвати пузырёк… Подлечиться надо…

— Без «бэ». Код на подъезде какой? Понял.

Заезд в магазин удлинил «подлётное время» на десять минут. Мент жил в кирпичной пятиэтажке, стоявшей перпендикуляром к Чехова. Улица Транспортная начиналась почему-то сразу с дома № 77. Заурядная хрущоба имела на удивление ухоженную придомовую территорию. Ровненький асфальт подметен, ни листочка на нём. Гостевая стоянка обеспечена знаком «Только для жителей дома». Клыч без раздумий припарковался на свободном месте. Вряд ли здешний колхоз залупнётся на чёрный «гелик» с тремя шестёрками в госномере.

Шагая к подъезду, вскинул глаза на нужные окна. В кухонном за тюлькой мелькнула тень. Оттуда тоже секли за атасом[131].

Подъезд был убран заботливой рукой, на подоконнике в жестяных банках растопырили белесые колючки пузатенькие кактусы.

Подниматься невысоко, второй этаж. Хозяин встречал у приоткрытой двери. Отступил назад, впуская. Подал руку, оказавшуюся неприятно влажной. Бр-р… Клыч поспешил вытереть ладонь о висевший на вешалке серый бушлат с капитанскими погонами.

Сутулый долговяз Озеров и впрямь выглядел больным. Цвет лица имел не серый даже, а отливающий в зелень. Самой заметной частью его треугольной физии были оттопыренные уши.

— Не разувайся, — Озеров махнул рукой, хотя гость и без того не собирался снимать обувь.

В квартире без преувеличения срач. Пол затоптан до такой степени, что подошвы липли к доскам и отклеивались с хрустом. На кухоньке обстановка середины прошлого века вплоть до отрывного календаря на стене.

— Форточку открой. Духан у тебя, как в камере.

Озеров беспрекословно пошлёпал к окну. Вернувшись, щёлкнул выпуклым ногтем по появившейся на столе бутылке «Беленькой»:

— Сколько с меня?

— Брось, Даня. Это гуманитарка.

Озеров принялся лазить по шкафам, заныли перекошенные дверки:

— Перец чёрный у меня был. Жахну с перцем, сразу всё пройдет. Да где же он? Вчера только на глаза попадался. О’кей! Чтоб тебя не задерживать, Володя, потом найду. Пока по-пролетарски.

Отработанным движением Озеров скрутил поллитровке крышку. За нитку выдернул из покоцанной эмалированной кружки разбухший пакетик чая, шмякнул его в помойку под раковиной. Не споласкивая, набулькал граммов пятьдесят. Держа бутылку наклонённой, вопросительно глянул на Клыча.

— Харэ! — объявил себе. — Ради терапии же. Не ради пьянки.

Отвернулся и вылил содержимое в разинутый губастый рот.

Резко выдохнул:

— Хуже водки лучше нету!

— Зажуй, — Клыч подвинул тарелку, на которой завял не сегодня пошинкованный огурчик.

Озеров открыл кран, подставил кружку под хилую струю:

— Лучше разбавлю.

За полгода знакомства авторитет побывал в гостях у капитана юстиции не единожды. Присутствием женщины в квартире не пахло, даже эпизодическим. Монашество молодого мужика, разумеется, вызывало вопросы, Клыч их не озвучивал. Зачем топтаться на больной мозоли полезного человека?

Озеров занимал должность не великую, но ключевую. Старший следователь отдела преступлений против личности. Ему первому попадали дела о квалифицированных грабежах, разбоях, тяжких телесных. Он вёл их до раскрытия и передавал другим следакам, которые наводили в делах марафет и направляли их в суд.

Карьерный путь Озерова был тернист. Стартовал он резво. Подавал надежды. Хваткий, усердный, хорошо взаимодействовал с операми, при этом манипулировать собой не позволял. Умел отстоять своё мнение перед начальством, не робел и в прокуратуре. Споткнулся, как многие, на стакане.

По умолчанию выпивка считалась неотъемлемой частью ментовской жизни. Пей, да дело разумей! — так говорят на Руси. В цвете сил ударные дозы Данила переносил легко. После ночной гулянки исправно шагал на работу, впахивал, как вол, чтобы вечером расслабиться снова. Втянувшись, начал закладывать в разгар трудового дня. Причём по нему было заметно после первой сотки. Из смурного и молчаливого он становился болтливым, дурашливо хихикал. Походка его делалась буратиньей.

Влетел раз, простили. Месяца не прошло — следующий залёт, строго погрозили пальцем. В итоге был приписан к пресловутой группе риска. Грехи замаливал ударной пахотой. В упряжке с другими штрафниками дежурил в праздники, в отпуск ходил в ноябре или в феврале — в самое бездарное для отдыха время.