Обвешанный выговорами, застрял в старлеях. Потом резко спохватился. Закодировался и начал вкалывать по-стахановски. Вернул себе доброе имя. По году занял первое место в конкурсе профмастерства. Получил, наконец, капитана. Был заслуженно повышен до старшего следователя.
Выгорев на службе дотла, неожиданно для всех замудрился. Кинул рапорт на увольнение. Опять рубил с плеча. Уговорам одуматься не внял.
Пошёл работать сборщиком мебели. При встречах с бывшими сослуживцами хвалился, что зажил как белый человек:
— Свободный график. Никаких нервов! Никто не орёт! Получаю в два… отставить — в три раза больше!
В тот период с ним и познакомился Клыч. Озеров приехал в «Страйк» собирать купленную в «ИКЕА» мебель. Типичный работяга в синем комбезе на лямках. Орудовал уверенно, заверил, что за вечер управится.
Срисовал его Димон Помыкалов:
— Босс, а ведь этот ушастый — следак, который меня приземлял. Можно я ему накерню? Ну, когда он всё соберёт.
— Отвянь! — услышал в ответ.
Клыч принимал работу лично. Придраться было не к чему.
— Знаешь меня? — спросил, следя за реакцией работяги.
— Кто ж вас не знает, Владимир Дементьич? — улыбка придала лицу сборщика застенчивое выражение.
— И я тебя знаю. В ментовской встречались. В подвале.
— Возможно, — бывший следак оставался спокойным. — Но лично не контактировали. С вами кто покруче занимался. РУБОП или прокуратура.
Клыч решил, что парень может быть полезным. Уволился недавно. Знает людей, знает систему.
Авторитет достал из холодильника упаковку немецкого пива. Разговорились о том, о сём. С устатку разомлев, Ушастик пошёл на контакт. Открылся, что он — на измене. Жалеет об уходе из органов и уже закинул удочку, нельзя ли восстановиться.
Клыч поддержал его затею:
— Валяй! Хоть один нормальный человек в вашей гнилой конторе появится.
Захмелевший Озеров признался, что на воле расслабился, снова подбухивает.
— Так иди, «заколдуйся»! Дорогу знаешь, — Клыч был сторонником радикальных решений.
— Второй кодировки надолго не хватит, — знающе вздохнул Данила.
— Сколько хватит — всё твое будет.
До недавнего времени система ставила на уволившихся крест. Записывала в предатели. Кадровый голод заставил генералов унять гордыню. В конкретном случае помогла смена власти в СУ. Многолетнюю начальницу острожского следствия Людмилу Гавриловну Лаврову с почётом и вздохами облегчения проводили на пенсию. Её место занял варяг из области, для которого Озеров был чистым листом.
Восстановившись после годичного перерыва, первые дни Данила ощущал себя дико, но уже через неделю ему показалось, будто и не уходил никуда из отчего дурдома.
С Клычом они стали вроде как приятелями. Озеров был одинок: ни подруги, ни друзей, ни близкой родни, ни даже кота. Не с кем поговорить за жизнь, а Клыч был идеальным собеседником. Имел редкий талант не перебивать. Озеров охотно рассказывал о милицейском закулисье, давал развёрнутые характеристики сослуживцам.
Расходы на него были плёвыми. Накануне Пасхи скатались на Троицкое кладбище — покрасить ограду на могиле Даниной бабушки. Квартира, кстати, была её наследством. На майские съездили в деревню к матери Озерова, отвезли ей мешок семенной картошки и продукты. Дважды Клыч кидал денежку на телефон следователя.
По пятницам ужинали без спиртного в «Чёрном бегемоте». В первый заход Клыч хотел заплатить по счёту, но Озеров воспротивился: «Я не нищий!» Уговорились башлять по очереди. Очередь получилась кривоватая, раз платил Даня, следующие два — Клыч.
Трезвости Озерову хватило на пять месяцев. Развязался он на свой день рождения.
«Человечий облик пока не теряет, — размышлял авторитет. — Как он нынче спросил? Хватит ли «писярика»? Чужое мнение интересует — значит, стыдится, значит, башку не пропил».
— Времени мало, Даня. Где фотка?
— Айн момент, — повеселевший, даже чуток порозовевший Озеров выбежал из кухни.
В проёме двери открылась комната. Там было почище, поуютней, пол застелен горчичного цвета ковролином. Мебель лохматых советских годов. Из современного — плазма с диагональю пятьдесят дюймов. На плоском экране беззвучно мельтешила SD-войнушка — порождение игровой приставки, лежавшей перед теликом.
Компьютерные игры были отрадой хозяина. В стрелялки он мог рубиться сутками.
Озеров вернулся с помятыми листочками:
— Володь, я тебе несколько копий сделал, с разной яркостью. Ксерокс у нас в паспортном — шарабара. Посветлее, потемнее сделал. Где лучше качество, смотри сам.
Клыч взял бумаги, положил на стол, разгладил ладонью. На фото паспортной формы гр-ну Расстегаеву Т.Ф. только что исполнился двадцатник. Он ещё не закабанел, но видно, что парень широк в кости. Если присмотреться и бледную ксерокопию сличить со второй, чёрной, черты лица понять можно.
— Чё у вас говорят? Вот этот чертила маньяк и есть?
— Убойщики говорят — сто пудов.
…Озеров заглянул в ОРЧ под предлогом примерить Расстегаева к одному из своих «глухарей».
— По почерку смахивает на грабёж Альбиновской, который у меня прокуратура в сентябре забрала. Ну, который они переквалифицировали как покушение на «износ».