Идеальная совокупность. Том 2

Для начала Кирьянов задрал на трупе куртку. Под ней обнаружились трикотажная кофта и хэбэ майка. Их подолы милиционер тоже приподнял. Открылись мучнисто-белые рыхлые ягодицы, испещрённые мелкими розовыми прыщиками и воспалёнными багровыми расчёсами.

— А это что?!

Меж сжатых ляжек краснела мазня, на вид липкая. Кровь — первый признак криминала. Однако ж недостаточный, чтобы сию минуту поднимать кипеж до неба. Может, у мужика геморрой прохудился?

— Вытаскивать надо, — сказал прапорщик.

Его реплика напарника не активировала.

— Один хер нам придётся! — Кирьянов повысил градус агитации.

Остроухов смачно харкнул в сторону, повесил АКС-74У на грудь и засучил рукава.

Сперва тянули за ноги, бурча, «скользкий, с-сука». Судя по тому, как намокла одежда на мертвеце, полежал он под моросью изрядно. Когда смогли ухватиться за куртку, дело пошло веселее. В процессе дрейфа обнаружилось, что кровищи много, и она прибывает, пузырясь и побулькивая. Живая, яркая. Рана, способная произвести такое её количество, должна быть серьёзной.

Вывинченного из западни бугая на «раз-два» катнули на спину.

— Чёй-то во рту у него? — озадачился Вова. — Сарделька что ли?

И, разгадав свою загадку, заплевался с отвращением:

— Тьфу! Тьфу! Гадство, это х*й отрезанный!

Нахождение поблизости граждан не остановило представителя закона от употребления табуированных выражений. Слишком уж экстраординарной оказалась ситуация.

— Ва-ася! — синхронно выпалили «пэпсы» в следующую секунду.

Великовозрастного дурачка, пристававшего к прохожим с вопросом «сколько времени» сотрудники наружных служб знали, как облупленного. Если не считать эпизодических занятий онанизмом на улице, существом он был безвредным.

Кирьянов ринулся докладывать по рации. Убийство! Да ещё какое, на сексуальной почве!

10

17–22 сентября 2007 года Понедельник — суббота

Я закутал кота в старую футболку и предпринял попытку его высушить.

Жалкий, тощий, мокрый, хоть выжимай, сердчишко из костлявой груди выскакивает, фамильярничать с собой он не позволил. Выказывая характер, запищал, зафыркал, зашипел протестующе. Наверняка, сам себе зверёныш казался способным устрашить оппонента, многократно превышавшего его по габаритам и силе.

Я боялся что-нибудь ему сломать, поэтому пеленать не стал. Промокнул, насколько терпения у обоих хватило. По тому, как намокла моя любимая спортивная майка, заключил, что влаги с тельца своенравного пациента убыло достаточно.

Опустил котейку на пол. Шёрстка на нем слиплась сырыми шипами, торчавшими в разные стороны. В окрасе пушного дикообразика преобладал цвет мокрого асфальта. Дрожа, как осиновый лист, он сделал несколько пробных шажков, и его зашатало из стороны в сторону.

Спа-процедуры проходили в совмещённом санузле, места хватало.

Вдвое сложив махровое полотенце, тоже из бэушных, но чистых, я постелил его в углу.

Шлёпнул ладонью:

— Лягай!

— Me, — ответил кот пискляво.

— Ложись, малыш. Тут сухо, мягко.

— Me, — теперь в интонации присутствовал укор.

Я понял, что ему нужно, и отправился на кухню. Молоко в холодильнике водилось, однако за время моего отсутствия оно прокисло. Подвёл хвалёный советский бренд «Саратов». Куда деваться — возраст… А ведь мы с ним, на одну минуточку, ровесники.

Зато колбаска любительская не пропала. Для страховки я срезал заветренный крайний слой. Ножи в моем хозяйстве наточены не как в шлягере Олега Митяева, одного движения хватило, чтобы отмаксать ровненький бледно-розовый кружок с аппетитными вкраплениями шпика.

Дорогой гость при виде хавчика заволновался, распахнул во всю мордочку глаза. На угощенье накинулся хищно, за малым палец мне не откусил.

— Не торопись. Никто не отнимет.

Нехилый такой шматок он смолол за считанные секунды. Пришлось идти за добавкой.

— Не заплохеет тебе? — поинтересовался я, беспокоясь о возможных последствиях.

Ответное «ме» прозвучало, как «не».

— Ну, смотри, я тебя предупредил.

Вторую порцию он поглощал, вдумчиво чавкая. Доел, облизнулся, поднял на меня мордашку.

Я сидел на полу голый. Мокрый вонючий тяжёлый ком моих одежд валялся в углу.

Янтарные глазищи кота до краёв были налиты дрожащей хрустальной слезой. Столько подлинного трагизма было в этом взоре, что меня самого едва не пробило на лирику.

Я перенёс его на махровую лежанку. Осторожно погладил. Он заурчал под ладонью, как живой моторчик, свернулся клубком и умиротворенно прикрыл глаза.

Теперь можно было позаботиться о себе. Воплотить мечту о горячем душе.

Прогревшись до состояния, когда кажется, что размякшее мясо отслаивается от костей, я проковылял к дивану, ткнулся ничком и отрубился.

Разбудила физиология, марафон под холодным дождём не прошёл даром. При посещении туалета я проверил, как поживает новый компаньон. Поживал он хорошо. Дрых без задних лап. Обсох не полностью, но достаточно для того, чтобы вернуть себе природную пушистость и явить миру сложную геометрию палевых, серых и чёрных полос и пятен шубки.