На пятом десятке мой друг сподобился получить диплом бакалавра. При нашем местном политехе несколько лет функционировал заезжий юрфак. Обучение там было платным и проходило в дистанционной форме. Теперь в планах Вадика работа по специальности. Нужная вакансия у них в лесокомбинате имеется. От судьбоносного шага останавливает меркантильный аспект. Свежеиспечённый бакалавр с удивлением обнаружил, что ценник у юрисконсульта ниже, чем у снабженца, в должности которого он успешно трудится. Тем не менее мой амбициозный товарищ согласен затянуть потуже ремень, чтобы выработать юридический стаж, позволяющий получить статус адвоката.
Хмелея, Вадик становится всё более благостным. Подходит черёд школьных воспоминаний. Без них куда?
Сегодня ностальгируем по знаменитой истории с молотками. С четвертого класса уроки труда стали раздельными. Пацаны ходили в мастерские. Путь туда лежал через парк экскаваторного завода. Прогулки регулярно сопровождались приключениями, но сейчас не о них речь.
Учителя труда почему-то менялись, как перчатки. Любимцем класса был Александр Петрович Ножов, весёлый пенсионер, шутя обучивший нас основным приёмам работы на токарном станке. От балагура Александра Петровича частенько попахивало винцом, он знал множество солёных прибауток.
Его сменил дядька пролетарского вида, получивший уважительное прозвище «Инженер Клёпка»[98]
. Немногословный, справедливый, он доходчиво преподал нам курс молодого электрика. Мы жалели, что Клёпка быстро пропал с горизонта.Следом на вахту заступил суровый атлет, имени-фамилии которого память не сохранила. Этот сразу у нас стал «Немцем Беккером» из фильма «Гуттаперчевый мальчик». Тем злобным персонажем, что издевался над юным гимнастом, требовал от него запредельной гибкости на манеже и шипел при этом с фашистским акцентом: «Ули-ибка!»
«Беккер» раздал ученикам заготовки слесарных молотков. Задачу поставил примитивную — обработать их напильником. Мы встали к верстакам, начали шоркать. «Немец» периодически подходил к каждому, брал заготовку, прилагал к её поверхности лекальную линейку, демонстрировал кривизну и говорил: «Выравнивай». Мы тупо шоркали дальше, два урока подряд. На ладонях у всех запузырились мозоли. Молотки были из цельного куска кованой углеродистой стали. Закалённые! Изначально ровнёхонькие, нашими стараниями они стали кривобокими. Пилим их занятие за занятием. Конца и края рабскому труду не видно.
А «Беккер» в это время шкурными делишками занимался. Балясинки на станке вытачивал. Для дома, для семьи — сто пудов.
Я в журнале тему урока подглядел, там написано, будто мы починкой бытовых электроприборов занимаемся.
Правду искать было бесполезно, и мы с Вадиком придумали план. Из соображений секретности никого в него не посвятили. Перед уходом из мастерской мы незаметно переложили все заготовки к себе в портфели. Уложились в минуту. Отяжелевшие портфели несли, держа перед грудью за дно, чтобы ручки не оторвались.
Раньше около жэдэ вокзала была литейка, и мы перекидали молотки за её высокий забор. Рассудили — пускай дальше рабочие их точат, у них станки есть.
Сперва прыгали, гордясь своим подвигом. Какие мы чёткие пацаны! Слово «крутые» в тогдашнем обиходе отсутствовало. Прошла неделя, «чёткие пацаны» заволновались в ожидании разбора полётов. Его не случилось! Ни слова «Немец Беккер» не сказал. Одноклассники наши недоумевали, куда подевались проклятые молотки. Не огорчился ни один. Мы с Вадиком притворялись, будто тоже не в курсе. Очередной урок труда был посвящен замене сгоревшей спирали в утюге.
Вскоре «Беккер» пропал. Кто его сменил, как мы с Вадиком ни вспоминали, так и не вспомнили.
Я давно уразумел — память хранит лишь то, о чём ты систематически рассказываешь.
— Пять минуточек покемарю, — пробормотал Вадик, шестипудовым калачиком сворачиваясь на диване.
Я накрываю его пледом. Молодому отцу полезно отоспаться впрок. Впереди у него весёлые времена. Когда тебе за сорок, ночные бдения переносятся трудно. Одеваюсь. Выключаю телевизор, проверяю, не тлеют ли окурки в пепельнице. Открываю форточку, пальцем стукаю по клавише выключателя. Комната погружается во тьму. Ухожу. Дверь квартиры моего друга закрывается «на хлоп».
Дождь на улице унялся, и сразу резко похолодало. Или мне так кажется? Пихаю в карманы штормовки застывшие руки. Правая накалывается на игловатое, ребристое. Что за хрень? Вытаскиваю «хрень» и морщусь досадливо. Это злополучная заколка-крабик. Давно надо выбросить её, ан рука не поднимается. Потому как — из кармана выкинешь, а из головы — нет. Я себя знаю. Сперва надо с первопричиной разобраться. Через «не хочу». Сумел напрокудить, сумей ответить.
«Блудлив, как кот, труслив, как заяц!» — говаривал про таких, как я, наш незабвенный трудовик Ножов Александр Петрович.
24
27
Важняк СК
Гальцев вышел с больничного с тростью. Она должна была уменьшить нагрузку на травмированную ногу. Хромал важняк конкретно и потому старался поменьше ходить.