= В таком случае, насколько длинный это отрезок на линии изменений? Где он заканчивается, где начинается новый – новая личность?
= А ты полагаешь, что в Цивилизации все по другому? = она рывком отбросила волосы на спину, глубоко вздохнула, выпрямляясь в седле. = И теперь понимаешь необходимость держаться определенных конвенций, сколь бы абсурдными они не казались на первый взгляд? Стахс.
Перед ними проявлялся замок, омытый лучами встающего солнца, что с трудом продиралось сквозь ветки деревьев. Знамена реяли на утреннем ветру. На голубеющем небе //Замойский открыл себе картинку из внешних камер Клыка, переданную через Поля Официума. И едва они въехали в длинную тень замка, среди звездной темноты там блеснула короткая, но почти ослепляющая вспышка, после чего на серебристом гобелене появилось несколько новых звезд – в том числе одна очень близкая, очень яркая: солнце в форме веретена.
Планком позже Замойского рассекло надвое.
Глава 8. Нарва
КОД
На середине полукилометровой лестницы, где уже можно было отчетливо ощутить тяготение, Замойский внезапно и неожиданно пережил приступ воспоминаний из детства; те окружили его густым роем.
Он даже остановился, охватив руками широкий стебель. Так Адам не блокировал путь Анжелике, поскольку она спускалась первой. Вид ее должен был бы успокоить Мойтля, который помнил Замойского исключительно как лишенную памяти марионетку под жестким контролем семинклюзии «Гнозис».
Тем временем память Адама справлялась все лучше. Помнил он, например, что случилось ему упасть с лестницы и сломать ногу. Было это во время каникул в деревне (у бабушки с дедушкой?). Кто-то гнался за ним, и Адам, пытаясь побыстрее взобраться на чердак сарая, упал с четырех метров на деревянный сундук. Открытый перелом. Прежде чем он потерял сознание, успел увидеть красно-белую кость, пробившую кожу.
Если бы он упал сейчас, все не закончилось бы изуродованной ногой. Впрочем, сейчас, с этой лестницы упасть он и не мог, на каждом шагу вниз опутанный эластической сетью миниволокон, из которых приходилось с усилием выдираться.
Они подумывали, не сконфигурировать ли им что-то вроде лифта, но двуворон их, в итоге, отговорил, дав расчеты, насколько больше времени это заняло бы – а время все еще было против них: они не знали срока прибытия первого октагона3
, как не знали, чей именно это окажется октагон3.С другой стороны: несколько сотен метров по лестнице, к тому же частично – в невесомости – это не прогулка. Когда наконец Замойский соскочил на пол атриума, орошенный водой из ближайшего фонтана, мышцы его рук и ног горели живым огнем. На миг он оперся спиной о лестницу. Откинув голову, провел взглядом две параллельные прямые уходящие в зенит – к подвешенному в синеве Клыку. Вырванный из Порта похитителей, а потом воткнутый во Франтишеку, наполовину еум переваренный и, в свою очередь, вырванный из егу живого тела – он ничем уже не напоминал идеальную пулю, безупречную геометрическую глыбу, какую Замойский впервые узрел над горизонтом вывернутой в ничто Африки. Из останков Клыка свешивались замороженные ошметки мяса крафтоида, трупные фалды и гирлянды бронированных кишок.
Двуворон, бело-пурпурный и с крыльями, с которых сыпались электрические искры, заложил круг над фонтаном и присел на голове императорского дракона, вырезанного из розового мрамора возле входа в атриум, там, где начиналась колоннада.
Она шла вперед на сорок метров и заканчивалась в синей пустоте; там стояла, причалив, черная каракка вакуума.
– Ну и? – просопел Замойский. – Ты нашел?