– Их крафтируют в обширных Портах в ускоренном до Словинского времени. Сотни миллионов Порт-лет они не делают ничего другого, кроме как совершенствуют методы уничтожения, ведут там непрестанные войны, всех со всеми; так эволюционируют в районы технологий, которых иначе невозможно достигнуть. Раньше их освобождали только в Порту другой Войны или на полигоне. Разводят их во множестве; не знаю, сколько. Другие Цивилизации – тоже разводят; наверняка уша и антари. Большой процент умирает самостоятельно. Их напускают друг на друга, скрещивают. Это целая наука. Инженеры мортоевгеники отчитываются только перед Большой Ложей. А поскольку и здесь может существовать опасность заражения технологией, все потом проходит цензуру «Гнозис». Поэтому они – могут знать. Но больше – никто. Я знаю, что блокада Плато невыполнима.
Адам тяжело сел. Омываемый волнами низкого голоса Смауга, он почти не слышал воплей пытаемой манифестации. Анжелика же, наверное, задавала вопросы совсем тихо, поскольку ее он не слышал вовсе.
Анжелика. Она – в шоке, ведь чудом избежала смерти, это наверняка просто проявления придавленной истерии…
Он посмотрел вверх, на море. То успокоилось, лазурная гладь отражала сияющее солнце (само все еще невидимое). Сбежать отсюда, не смотреть, не слышать, нырнуть в холодную чистую воду…
Он вернулся к девушке.
– Оставь его. Я знаю, как выбраться из блокады. Пойдем. Сообщишь папочке – и закончится это сафари.
Ребенок моментально перестал кричать, словно кто-то поднял граммофонную иглу. Анжелика оттолкнула его ноги от огня, скривилась, чувствуя запах горелого тела.
– Невозможно, – прохрипела она, пытаясь вдохнуть. Посмотрела на Замойского. – Как?
– Я не разбираюсь в Плато, – сказал тот. – Но знаю, что если что-то здесь видишь, – он охватил руками внутренность петли, – то можешь к этому добраться. А мы ведь видели Клык, верно?
Она заморгала, закусила губу:
– Да. Ты прав. Я не додумалась.
– Ну так пошли.
Она оглянулась на паренька с сожженными ногами.
– Ну что? – подгонял ее Замойский.
– В миг, когда выйдем из-под блокады, – пробормотала Анжелика, – в ту же самую секунду ону вернется на свои Поля Плато. Получит контроль и раздавит нас.
– Неправда! – горячо возразил малец.
– Правда-правда, – повторила Анжелика, осматриваясь вокруг.
Отошла на несколько шагов и подняла что-то из высокой травы. Обернувшись, выстрелила от бедра. Винтовка треснула сухо, паренька бросило к ногам Замойского. Адам отскочил. Она выстрелила второй раз; так охотник добивает зверя. Ребенок перевернулся лицом вниз и замер. Что бы из него не вытекало, жадная земля глотала все без следа.
Макферсон взглянула на Замойского:
– Ты выглядишь как после анафилактического шока.
Кивнула Смаугу.
– Этот Клык. Веди.
Дракон поднялся и пополз через саванну; они – за ним. Анжелика забросила карабин на плечо.
Адам держался в полутора шагах позади. Она вертела головой.
– Предложил бы какую-то альтернативу вместо того, чтобы делать такое вот лицо.
– Даже если бы предложил, – процедил он, – теперь-то это не имело бы значения; ты же сперва убила, не спросила.
– Но альтернативы не было. Ну. Все уже. Это всего лишь церебризированная кукла некоегу фоэбэ или инклюзии – ону само даже помнить этого не будет.
– Глупости говоришь. Просто такой у тебя рефлекс.
Она пожала плечами.
Стоя над столиком с кристаллом, он проверял обратный путь. Дракон шел еще более коротким. Они протиснулись сквозь очень плотную петлю +G, полностью внутри металлической конструкции – и вышли на африканскую равнину под фиолетовым небом с повисшим на нем Клыком. Солнце одновременно находилось в двух местах на небосклоне – выше и ниже: тени раздвигались, словно стрелки часов, меньшая и большая, двойной гномон.
Замойский помнил, что ранее на гладкой поверхности Клыка (а тот вращался теперь ладонях в двух над горизонтом, глаз не мог верно оценить расстояние и размеры объекта) видел он три отблеска от солнца – но тогда смотрел из другой точки.
– Он в той петле? – спросила Анжелика Смауга.
– Нет, но отсюда – ближе всего.
– Обсчитываешь по поверхности.
– Да.
– А непосредственно?
– Мне вас доставить?
– Да.
На этот раз они шли дольше, петля была обширной, кроме того приходилось обходить крупные Зоны. Не держали курс строго на Клык – на его образ в небе, – но шли под углом градусов в тридцать. Траверсировали петлю опустошенного горизонта, плохо ориентированная гравитация вывернула тут околицы наизнанку, шли будто по свежей могиле тысячелетней пущи. Клыка уже вообще не видели. Дракон почти бежал, время от времени помогая себе крыльями. Анжелика без проблем вошла в ритм быстрого марша – и, к своему удивлению, Замойский тоже.
Они остановились в месте, которое совершенно ничем не выделялось. Адам, выравнивая дыхание, поднял голову. Небо – теперь (здесь) темно-пепельное – было пустым.
Смауг нацелил черный коготь прямо в зенит и прогудел:
– Четыре тысячи восемьсот пять метров.
Оба задрали голову.
– Нам бы лестницу до неба, – пробормотала Макферсон. – К тому же экспресс.
Замойский опустил взгляд на Смауга.
Она приподняла бровь:
– Думаешь?..