Я открываю глаза. Я открываю глаза. (Для этого здесь, у пруда, я сперва их закрыл.) Поднимаю веки. Ну, давай! Лицо – мое! Мои – мимические мышцы! Я их чувствую! Вверх! Да! (Он поверил.) Да, да!
И правда поднял их.
От удивления Адам даже сел. Глубокое кресло приняло его с тихим вздохом черной кожи.
Кто-то заглянул сквозь отворенные двери, и сразу же в библиотеку вошли Патрик Георг, Джудас, Анжелика и Мойтль вместе с еще двумя персонами, незнакомыми Замойскому мужчиной и женщиной.
Адам пытался найти некий адекватный способ поведения, но смешенье стилей, эстетик и даже логик было слишком велико. Сперва рефлекторно, как в беседке Словинскогу, он хотел положить ногу на ногу, но тут же заметил, что на высоких ботинках и на вспоротых вдоль шва штанах у него толстый слой грязи из расплесканного фрейдозавром пруда. Вода стекала с Замойского и впитывалась в бордовый ковер. Когда он провел ладонью по подлокотнику, на дереве остались влажные следы.
В финале он посчитал успехом и то, что запахнул с безмятежным выражением лица рассеченную на ребрах рубаху.
Когда все расселись в креслах под стенами, Георг представилу Замойскому незнакомцев:
– Фоэбэ Штерн из Официума. И оска Ивонна Кресс, высшая инклюзия «Гнозис».
– А Император?
Мойтль поднял палец и понимающе ухмыльнулся:
– Император слушает.
Фраза в его устах была настолько обкатанной, что Замойский легко догадался о многовековых смыслах, скрытых за этими двумя словами. Воистину: Император слушает.
Штерн из Официума былу в черном костюме-тройке, который тесно облегал егу худую манифестацию мужского пола. Лысый как колено череп, нос, словно гребень коралла, черная бородка – наверняка стандартная временная наноманция, прямиком из эстетического шаблона.
Поскольку уселусь ону рядом, справа от Замойского, Адам, чтобы к ому обратиться, склонялся через поручень – в итоге это неминуемо обрушило их в конфессиональные конвенции, в полуфамильярные жесты и ассоциации.
Замойский дотронулся до локтя Штерну.
– Кто и зачем назначил цену за мою голову? – спросил он, не повышая, но и не понижая голоса. – И сколько я, собственно, стою?
Анжелика услышала. Толкнула брата в плечо.
– Мойтль!..
Тот развел руками.
– Ну что? Наверняка не я. Впрочем, ты ведь спала.
Фоэбэ Штерн сплелу пальцы на животе, опустилу веки. (Манифестация определяет поведение.)
– Мы отследили информацию вплоть до глубоких Деформантов, – сказалу, начав с низкой ноты, – и все указывает на то, что впервые подряд появился на некоем дефектном Плато необъединенных Деформантов. Но интервалы а-времени, разделяющие очередные объявления подряда на все более популярных Плато Деформации, очень невелики; причинно-следственная связь не кажется нам вероятной. Конечно, мы в силах идентифицировать многие сигнатуры этих подрядов. Большинство из них обладает – или напрямую связана с обладателями – Колодцами Времени, явными либо вероятными. Что усиливает первоначальный диагноз Официума, опирающийся на кризисные гадания из наших Колодцев. Стахс Замойский стал жертвой классической контралогии Хайнлайна.
– Так оно и бывает с достоверностью данных из Колодца, – вмешался Джудас. – Предсказания о предсказаниях о предсказаниях о предсказаниях,
– Секундочку!.. – вскинулся Замойский. – Цена за мою голову назначена, поскольку из будущего считана информация, что будет считана информация из будущего, что будет считана информация из будущего —
– Да-да-да.
– …что все станут охотиться за мной ради награды?
– Ты вошел в историю, Адам, – засмеялась Анжелика, ломая гримасу боли, с которой она массировала икру (ту свела судорога, девушка едва усидела). – Если не ошибаюсь, это всего третья зарегистрированная контралогия Хайнлайна.
– И что это значит: «вошел в историю»? – раздраженно спросил Замойский. (Раздражение – всегда безопасная реакция.) – Я еще, мать его, живой!
И тише:
– По крайней мере, этой версии я намереваюсь придерживаться.
И Джудасу, саркастично:
– Господин Макферсон, я, полагаю, должен поблагодарить вас, за то, что вы выкупили мое гражданство. Вот только маленький вопрос: как негражданин я мог быть вызван на дуэль?
Все, как видно, знали о Тутанхамону, поскольку ни на одном лице он не заметил удивления; только Анжелика скривилась еще сильнее.
– Славно было бы, – пробормотал Джудас, – когда б я обладал властью склонять к собственным планам независимые инклюзии с Тутанхомоновых высот Кривой.
– Время уходит, – вмешалусь Кресс. (И правда, для словинцев этот обмен фразами продолжался, должно быть, тысячелетия.) – Мы должны заниматься проблемами в порядке очередности, от угрозы, ближайшей по времени. Итак, мы узнаём, что вас перехватилу крафтоиднуё Деформант из второй терции, каузистическуё внецивилизационнуё словинец. Мы мониторим через внепрогрессовых агентов течение торгов…