Идеальные лгуньи

Они не могли допустить, чтобы Лила испугалась и сбежала внутрь или, еще того хуже, ушла домой. Нэнси знала, что должна с этим разобраться, чтобы иметь возможность вернуться в Бостон с Бреттом и жить дальше.

– Мы всегда были командой, еще со школы, – добавила она. – Если у тебя все плохо, значит, плохо и у нас. Вот как это работает.

Брир снова принялась жадно пить из бокала.

– Нам уже тридцать три, Нэнси, это не вечеринка с ночевкой, – заявила она и после коротких колебаний продолжила: – И ты уже ничего не можешь сделать.

– С тобой случилась трагедия, – продолжала Грейдон. Все пошло не так, как она рассчитывала. Совсем не так. – Мы понимаем.

– Нет, не понимаете.

– Я понимаю, – вмешалась Джорджия. – Я это пережила.

Лила повернулась к ней. Ее лицо стало неприятным.

– Ты не можешь забеременеть, – заявила она. – Это не то же самое.

Нэнси постаралась скрыть удивление. Подруга не должна так говорить с Джорджией. Ни с кем не должна. У хозяйки сделался такой вид, будто Лила плеснула ей вина в лицо. Она молодая и здоровая, она находится в хорошей форме. Ее тело создано для рождения детей, и она говорила про детские имена с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. И никогда не терпела поражений.

– Я знаю, что это не то же самое, – заговорила Джорджия, – я лишь хотела сказать, что понимаю тебя. Всякий раз, когда у меня начинаются месячные, я ощущаю потерю.

Джорджия сказала «всякий раз» – из чего следовало, что таких циклов было несколько. Теперь понятно, что означают спрятанные под кроватью тесты на беременность и овуляцию и печальная, тайная коробка с детской одеждой в шкафу.

– Это совсем не то же самое! – выкрикнула Лила.

Ее голос прозвучал как-то дико в тихом спокойствии вечернего сада.

Нэнси изучающе посмотрела на Джорджию. Теперь слой жира вокруг ее талии и легкая припухлость лица становились понятными. Сколько раз она пыталась? И почему ничего не рассказала? Грейдон знала многих врачей. Экспертов. Она могла бы дать Джорджии совет. Свести ее с лучшими специалистами в мире. Она бы помогла.

– Ты знаешь, почему ты не можешь иметь ребенка, верно? – спросила Лила, неожиданно успокаиваясь. – И ты знаешь, почему я потеряла своего?

Никто из них не ответил.

– Это из-за того, что мы сделали, – продолжала Лила.

У Нэнси появилось ощущение, что она падает.

Значит, Джорджия права. Дела действительно обстоят очень плохо.

Ей больше ничего не нужно было знать – Грейдон поняла, что именно сделала Лила. Поняла историю, которую она состряпала в своем сознании. Волшебную сказку. Детские глупости. Недалекая, инфантильная Лила придумала миф и убедила себя, что он является правдой.

Джорджия права. Права во всем. И теперь то, что Нэнси пыталась задавить в себе, стало вырываться наружу, проникать в ее кровеносную систему, двигаться по ее телу. В течение нескольких последних недель, с того самого момента, как она прочитала письмо Джорджии, присланное по электронной почте, Грейдон снова и снова повторяла одни и те же слова: «Это смешно, она слишком остро на все реагирует», словно мантру. Она мысленно говорила это в такси по утрам, в ванной комнате и на работе, на темной кухне в квартире Бретта в три часа утра.

Реакция Джорджии не была избыточной. Она оказалась правильной.

Лила хотела говорить.

– Все из-за того, что мы сделали. Вот в чем причина. И иногда… – Она замолчала, и Нэнси затаила дыхание, чтобы заставить себя тоже промолчать. – Иногда, – продолжала Лила, – я думаю, что нам следовало кому-нибудь рассказать правду.

– О Брандон? – спросила Джорджия, и ее голос прозвучал едва слышно.

Голова Лилы раскачивалась из стороны в сторону.

– Нас наказывают.

Резкий звук привлек внимание Нэнси, и они с Лилой одновременно повернули головы. Перед ними стояла пришедшая в ужас Джорджия. Она уронила бокал.

– Извините, – заикаясь, пробормотала она. – Извините.

Грейдон смотрела, как она быстро наклонилась и стала поспешно собирать осколки стекла, бросая короткие взгляды в сторону кухни, словно беспокоилась, что кто-то может выйти.

– Дерьмо, – поморщилась Джорджия.

На полу лежал осколок, блестевший в оранжевом свете, который падал из окон второго этажа. Нэнси перевела взгляд на босые ноги Лилы. Ее всегда интересовало, являлась ли любовь подруги ходить босиком естественной или это было аффектацией. Лила так давно это делала, что вполне могли иметь место оба варианта.

– Я помогу, – сказала Лила и, пошатываясь, направилась к кучке битого стекла.

– Нет! – воскликнула Джорджия, поднимая руку и защищая маленькую груду своих сокровищ. – Ты только поранишься.

– Ты уже поранилась, – сказала Лила. – Я не такое дерьмо, как ты думаешь. – Ее язык снова стал заплетаться.

– Я не думаю, что ты дерьмо, – возразила хозяйка.

– Ты ведешь себя, точно я ребенок.

– Не в бровь, а в глаз, – согласилась Джорджия.

Она слегка понизила голос, но никто из них не был настолько глуп, чтобы подумать, будто Джорджия не хочет, чтобы Брир ее услышала.

– Что? – переспросила Лила, решительно собирая осколки стекла голыми руками.

Нэнси знала, что нужно вмешаться, принять участие в происходящем.