„Господь не оставит вас за вашу щедрость! “ — не уставал радоваться священник и счастливо прикидывал, что если отремонтировать кровлю самим — никаких наёмных хапуг-шабашников! — то на сэкономленные деньги можно купить известь и наконец-то побелить храм.
Почему-то перед смертью вспоминается эта курочка и то, как потом в Испании я потратил почти миллион на покупку антиквариата и прочих игрушек для взрослых. Я был в ту пору по-настоящему богат. И, отщипнув от больших денег малую кроху для храма, я в умилении чувствовал себя добрым человеком, как тот щедрый качок из магазина, заплативший — надо же! — за килограмм сарделек.
Во мне никогда не было истинной христианской жертвенности, а к добрым делам примешивалось тщеславие. Тем не менее мне нравилось помогать незадачливым людям и на правах умудрённого мэтра давать советы и поучать. Словом, всегда интересней исправлять чужие недостатки, чем позаботиться о своих. А недавно я прочитал у аввы Исаии Отшельника: «Ты разрушаешь дом свой в то самое время, когда покушаешься устроить дом ближнего». И как же горько сознавать теперь, что даже в добрых делах я лицедействовал перед Господом, а дом души моей пуст и „палея весь!“
Правда, батюшка сказал однажды, что нет безгрешных людей, но есть покаяние. О, если бы я умел искренне каяться! А я, как Адам после грехопадения, прятался от Господа и прикрывал свои постыдные дела словами лукавого самооправдания.
Простите, трудно писать — слабею. И хочется молиться словами самой нужной молитвы: „Господи, дару...“».
Письмо осталось недописанным, но я поняла, как молился мой друг перед смертью: «Господи, даруй мне прежде конца покаяние!» Это нужная молитва, и порой крайне нужная.
Крестная
Моя крёстная — красавица, трудоголик и шизофреничка. Никакой шизофрении, оговорюсь сразу, у неё и в помине не было, и историю этой мнимой болезни можно изложить словами классика: «москвичей испортил квартирный вопрос». А беда началась с того, что моя крёстная ещё студенткой унаследовала от своего деда, известного учёного и потомственного дворянина, квартиру в старинном особняке на тихой улочке Москвы. Квартира была огромная, с лепниной на потолке. И это бывшее дворянское гнездо чрезвычайно понравилось одной парочке, приехавшей из провинции завоёвывать Москву.
Хитрецы составили план: он обольстит юную студентку, женится на ней, а после развода потребует разделить квартиру, обеспечив себя и свою возлюбленную достойной жилплощадью в Москве. Надо сказать, что план сработал, но с некоторыми осложнениями. И когда через полгода после свадьбы хитрый муж развязно заявил беременной жене, что «любовь прошла, завяли помидоры», тёща насмешливо сказала ему: «Ах, любовь у него прошла! Но семья, голубчик, — это совсем иное». А поскольку взгляды тёщи Светланы Ивановны играют в этой истории важную роль, расскажу о них подробнее.
* * *
Светлана Ивановна, техник-смотритель Метро- строя, была из «бывших» и тщательно скрывала своё дворянское происхождение. Но разве можно скрыть царственную осанку и совсем не пролетарские взгляды на жизнь? В частности, Светлана Ивановна не признавала разводов и крайне насмешливо относилась к тем «эмансипушкам-разведёнкам», что бросают своих недостойных мужей, мечтая встретить принца на белом коне. Годами мечтают, стареют и ищут. А только нет этих принцев. Есть надрыв одинокой разведённой женщины и песня: «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано».
Впрочем, такое отношение к разводам было свойственно не только Светлане Ивановне, но и её знакомым из сословия «бывших». Помню, как меня пригласила на свою золотую свадьбу седовласая переводчица с уродливой фамилией Дэбова. Уродство же заключалось в том, что настоящая фамилия дамы была де Бовэ. Но когда в годы репрессий её исключили из института за дворянское происхождение, она уговорила знакомую паспортистку переписать все документы на Дэбову.
— До сих пор горюю, что не получила высшего образования и осталась неучем, — сетовала переводчица.
Между тем она переводила тексты не с языков, а на языки — английский, французский, немецкий. А по нынешним меркам, доказывала я ей, это фактически институт иностранных языков.
— Полноте, какой институт? — возражала моя собеседница. — Немецкий я знала с детства, у нас была бонна. Во Франции мы каждый год отдыхали у моря, и было бы стыдно не знать язык. Ну а английский — он же лёгкий.
Так я попала в ту среду, где владеют английским, потому что он лёгкий, а среди цветущей сирени на даче садится за стол большая семья: родители, дети, внуки. По случаю золотой свадьбы на дачу съезжались гости, и хозяйка тихонько рассказывала мне о них:
— А княжна Натали со своим генералом скоро отпразднуют бриллиантовую свадьбу.
Я умилилась этой любви, пронесённой через долгую жизнь.