Иди ко Мне!

Рассказала о своей тревоге соседке, но она как-то странно промолчала в ответ. Священник же посоветовал написать письмо архимандриту Иоанну (Крестьянкину), потому что разрешить мои сомнения может только старец. Кто такой этот старец, я в ту пору не знала, но рассудила — все монахи живут в монастыре и, должно быть, знают друг друга. И я поступила, как тот чеховский мальчик, что отправил письмо по адресу: «На деревню дедушке», — отнесла своё послание в ближайший от дома Свято-Данилов монастырь.

Тем не менее ответ от старца Иоанна пришёл незамедлительно. Уже на следующий день неожиданно приехала мама и с порога сказала в слезах:

— Да некрещёная ты, некрещёная! Где мне было тебя крестить, если у нас в Сибири тогда не было церквей?

Позже я узнала, что в год моего рождения на всю огромную Сибирь было только две кладбищенские церкви: одна под Красноярском, другая возле Новосибирска.

В тот же день, но уже поздно вечером в дверь позвонила моя соседка, только что вернувшаяся из Псково-Печерского монастыря, и сказала:

— Батюшка Иоанн (Крестьянкин) благословил вас креститься. Готовьтесь, утром идём в церковь, я вам уже крещальную рубашечку шью.

Так я крестилась по молитвам старца, а возможно, и по молитвам Маши, пятилетней дочери крёстной. Почему-то Машенька усиленно молилась обо мне, и с той поры сохранилась записка, написанная корявым детским почерком: «Помилуй Господи тётю Нину и кошачьку Муську». А это великое дело, когда о тебе молится старец, а ещё безгрешное дитя, жалеющее и кошечку, и соседку, и птичек в небе, и всех людей.

* * *

К архимандриту Иоанну (Крестьянкину) крёстная ездила не только из-за сомнений в моём крещении, но и потому, что стала рушиться её некогда счастливая семья. А ведь была такая большая любовь!

Они влюбились друг в друга на спортивном празднике. Он — комсорг завода и мастер спорта по боксу, она — хрупкая блондинка и мастер спорта по художественной гимнастике. Боксёр носил свою блондинку на руках. А потом была комсомольская свадьба с селёдкой «под шубой» и с подарком от завода комсоргу Ивану — ордером на квартиру в доме-новостройке. Влюблённую жену особенно тронуло, что Ванечка не просто удочерил её ребёнка от первого брака, но искренне считал малышку своей самой родной и любимой доченькой.

Потом родилась Машенька, и счастью, казалось, не будет конца, пока не начался стремительный номенклатурный рост Ивана. Сначала его взяли на работу в райком комсомола, а потом он быстро перешёл из разряда Хлестаковых комсомольского разлива (так называли тогда речистых комсомолят) в ранг ответственного партийного чиновника, ведающего распределением материальных благ, и в частности квартир.

Чтобы рассказать историю взлёта и падения моего соседа Вани, надо начать с рассказа о той подворотне на пролетарской окраине города, где подростки из неблагополучных семей сбивались в сплочённую стаю. Семейные истории этих начинающих уличных рэкетиров были однотипны и похожи на историю Ивана. Спился и рано умер отец, и мать стала приводить в их коммуналку каких-то временных пьющих сожителей. Настоящей семьёй для Ивана стала «стая», а потом и та номенклатурная команда, что жила, как ему казалось, по закону непобедимого мужского братства «один за всех, все за одного».

«Ах ты, Ваня-простота, купил лошадь без хвоста!» — говорю я годы спустя своему уже покойному соседу. Какое братство может быть в волчьей стае? Тем не менее успех криминальной революции и передел собственности в стране обеспечила та сплочённость завоевателей, когда молодые бойцы из подворотни умирали под пулями за интересы будущих олигархов, а прорабы перестройки вроде Ивана узаконивали незаконные сделки последних по захвату богатств России. Дельцы сколачивали капиталы, а только Ваня из подворотни был не из породы дельцов, и его лишь прикармливали, приглашая в рестораны и в сауны с девочками. Иван загулял и с упоением барина швырял щедрые чаевые официантам и стриптизёршам. Теперь он не только оставлял свою зарплату в ресторанах, но и повадился выгребать последние деньги из кошелька жены.

В ответ на робкие замечания крёстной, что ей нечем кормить детей, Ваня поступал так: писал заявление о разводе и вёл жену к судье. Тот, как водится, назначал срок для примирения, и дело кончалось ничем. Иван был доволен. Он не хотел разводиться, но ему нравилось, что жена панически боится развода, страшась попасть в разряд тех разведёнок, которым «замуж поздно, сдохнуть рано». Сосед даже гордился, что изобрёл ноу-хау — способ усмирить жену. И чем больше Иван кутил, тем величественнее угрожал жене разводом, пока, наконец, не надоел судье.

— Устал я от вас, — сказал судья при виде очередного заявления Ивана и спросил жену:

— Вы согласны на развод?

— Согласна, — вдруг ответила жена.