Иди ко Мне!

С тех пор прошли годы. Инок М. теперь иеродиакон, его мама — монахиня, а Сергей Иванович смиренно молится в церкви. Однажды я спросила его, почему он прежде не мог войти в храм.

— А доверяете ли вы, — ответил он вопросом на вопрос, — словам апостола Петра: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить»? Раньше я едко высмеивал людей, уверенных в существовании духов злобы поднебесной. Откуда, думаю, такое мракобесие, и это в наш просвещённый век? А лев рыкающий — реальность. Однажды он дохнул мне в лицо таким зловонием преисподней! Простите, не хочу вспоминать об этом, и монахи советуют: «Не оглядывайся назад».

Монахов Сергей Иванович называет бурлаками, поясняя, что как в старину бурлаки тащили баржу против течения, так монахи вытащили его из той зловонной трясины, где он погибал от такого уныния, что уже не хотелось жить.

* * *

Епископ Варнава (Беляев | 1963), автор четырёхтомника «Основы искусства святости», хотел написать ещё один том по аскетике — о сатане и духах злобы поднебесной. Собрал богатый материал, начал работать над книгой. Но вдруг почувствовал духовную опасность и уничтожил рукопись, ибо прикосновение к скверне оскверняет.

И всё же расскажу ещё одну историю. Однажды в Оптину пустынь приехала из Москвы молодая художница, чем-то похожая на модницу Киру.

— Батюшка, подскажите, пожалуйста, — попросила она, — какая вера самая лучшая? Мой покойный папа-бизнесмен был наполовину татарин, наполовину еврей, а по убеждениям — атеист. Папа очень любил меня. Может, в память о папе мне принять ислам или иудаизм? А моя мама, русская, советует креститься в православной церкви. Как, по-вашему, батюшка, какую веру мне лучше избрать — иудаизм, Православие или ислам?

Батюшка поперхнулся от такого вопроса и посоветовал просто пожить в монастыре и присмотреться. А дальше случилось то, о чём говорится в житии святого равноапостольного князя Владимира. Приходили к нему послы мусульман, латинян, хазарских евреев и уговаривали принять их веру. И князь послал мудрых людей в разные страны, чтобы исследовать веру других народов. Когда же в Киев вернулись послы, побывавшие на византийском богослужении, то сказали они князю: «Не знали — на небе или на земле были мы, ибо нет на земле красоты такой, и не знаем, как и рассказать о том. Знаем только, что пребывает там Бог с людьми». Вот и я не знаю, как рассказать о том сокровенном, когда художница почувствовала живое присутствие Бога и полюбила Православие так, что крестилась с радостью и не ведая сомнений.

А после крещения начались странности. Жила тогда художница в доме своих друзей, уехавших на заработки в Европу. Дом был хороший, благоустроенный, неподалёку от монастыря. И вот каждую ночь молодая женщина мчалась, как угорелая, в Оптину пустынь и барабанила в запертую дверь монастырской гостиницы: «Пустите переночевать хоть на полу в коридоре! Ой, пустите меня скорей!» Иногда её пускали, иногда — нет. И тогда художница выпросила разрешение ночевать в монастырской кладовке среди веников, вёдер и швабр. Из монастыря она теперь не выходила и непрестанно молилась: прочитывала за день почти всю Псалтирь и какое-то множество канонов.

У святых обителей есть своя особенность. Иные люди благополучно живут в миру, не подозревая о своей тайной духовной болезни, похожей на вялотекущий грипп. А в монастыре тайное становится явным, как это было у Киры и папы инока М. Вот и московская художница удивляла людей. Странно всё-таки, согласитесь, — у молодой красивой женщины есть прекрасный дом, а она ночует, как мышь, в кладовке. Лишь много позже стало известно: в ту пору её воочию преследовал бес в виде звероподобного существа с клыками. Только монастырские стены и молитва обращали клыкастого в бегство. Тут шла жестокая духовная брань, но художница не сдавалась и самоотверженно билась с нечистью.

Через некоторое время её постригли в монахини. А после пострига мать открыла дочери семейную тайну: оказывается, их дедушка, священник, был зэком-мучеником, и его расстреляли за веру во Христа.

— Так вот кто меня отмолил! — обрадовалась монахиня.

Теперь эта монахиня помогает старцу отмаливать духовно больных людей. Пробовала и я отмаливать Киру, но батюшка сказал: «Не твоей это меры, надорвёшься». И велел молиться так: «Господи, верую и исповедаю, что Ты любишь рабу Божию Киру больше, нежели я умею любить. Возьми же её жизнь в Свою руку и сделай то, что я жажду сделать и не могу».

Читаю, как велел батюшка, эту молитву, и чем дольше молюсь, тем чаще вспоминается не та бесноватая, страшная Кира, но Кира радостная и нежная. Вот она весело наряжает меня на первое свидание с будущим мужем. Вот Кира привозит лекарства моему больному ребёнку и ласково утешает меня. Спаси и исцели её, Господи! Мне это не по силам, но всё может, я знаю, Твоя любовь.

Нездешние слова