Идолы театра. Долгое прощание

Кластер представляет собой искусственный участок суши, куда входит мозаика различных цивилизационных фрагментов, обустроенных сколь угодно дивным эклектическим способом. Главный выгодополучатель от образования кластера – рынок. Кластер имеет искусственные с точки зрения культурно-исторического развития, но освященные современным международным правом и либерал-демократией границы, которые отличаются от исторических и этноцивилизационных границ своей конвенциональностью и произвольностью. Чтобы выжить в кластере, субъекту необходимо приобрести особую, новую, идентичность, которая отличается от традиционной, цивилизационной. В такой идентичности полностью исчезает метафизическое начало, выветривается бытийность самости и аутентичности. Вместо них человеку предлагаются креативность и транскультура: причудливые сетевые переплетения множественных смысловых импульсов, формирующих поликультурность и кросскультурность, миграции, сдвиги ландшафтов, непрерывные номадические скольжения, переводы и субтитры.

В свете понятия искусственной земли, которая является чисто символическим, маркетинговым, образованием, накладываемым на естественные исторические границы с целью максимального дробления мира, возникает вопрос, каков критерий современного разделения мира вообще, – критерий, достаточный для классификации? Универсалистская марксистская теория настаивает на классовом водоразделе, согласно которому можно выделить глобализм и антиглобализм как мега-блоки стран. В этом смысле марксисты полагают Россию, ее власть и политические элиты, также принадлежащей к глобалистскому блоку, который, следуя логике интересов и договоренностей, смыкается с Западом, так что дилеммы «глобализм – антиглобализм» и «Запад – Россия» не совпадают. Россия ведь сегодня – глобальная капиталистическая страна. Однако же, такой подход, при всей кажущейся объективности и справедливости в последнее время становится всё более тенденциозным, потому что, смыкая Россию с Западом и обвиняя её в чисто западных недостатках, сторонники марксизма и коммунизма уходят в риторику русофобии, а это невольно роднит их с либералами, вынуждая создавать с последними ситуативные союзы «против современной России». Сближение с либеральными силами ставит коммунистов на службу западному капитализму: вот в чем состоит парадокс.

Антиглобалисты полагают, что ментально-цивилизационные отличия культур – это чистое Воображаемое. Они считают, что рынок использует фантазм «цивилизации» для дробления таргетинговой аудитории, в роли которой выступает весь мир, разделенный на непроницаемые символические идентичности и вымышленные пространства. Трудно не согласиться с тезисом о рыночной манипуляции отличиями. Однако же, отрицание цивилизационизма и традиционализма не приводит антиглобализм к освобождению, а заводит его обратно в глобальный мир. Поскольку Россия стоит сейчас на традиционалистской позиции, критика традиции как чего-то «отсталого» и «консервативного» приводит к критике России, критика России же, перерастая в русофобию, сближает современные левые движения с системой, против которой они борются, – с капиталистическим Западом. В этом и состоит трагический замкнутый круг либерального коммунизма, который отрицает самого себя, вновь и вновь возвращаясь в глобальную матрицу.

Видимо, здесь следует понимать разницу между механическим рыночным отличием в мультикультурализме и органической традицией в цивилизационизме. Постмарксизм не понимает, что традиция, направленная на творчество, созидание, любовь, истину, добро и красоту, является таким же избытком по отношению к потребительскому миру капитала, как и субъект, потому что материалистическая парадигма не предполагает признания за духовными ценностями, архетипами, ментальностью права на бытие, полагая их субъективными интеллигибельными конструктами. Волее того, традиция – это и есть субъектность, она растет из самости. В результате непонимания онтологии субъекта и традиции установка на позитивную бытийность провозглашается «тоталитарным», едва ли не «фашистским», жестом, от которого необходимо избавиться, потому что якобы он угнетает личность: чего стоила только философская критика онтологии присутствия М. Хайдеггера со стороны Б. Хюбнера, во многом, кстати, – абсолютно справедливая, за хайде-ггерианскую «одержимость бытием»?