Игла и нить

– Э-э-э… Вы забываете об одной маленькой вещи – она называется «уроки», и каждому из нас есть чем заняться после обеда, – строго напомнила Мэнди.

– Тебе безразлично, что Анну травят? – Анна поняла, что Эффи нравится повторять слово «травят». – Я знаю, у вас с Анной сегодня вместо последнего урока окно. У Роуэн же последней сегодня идет физкультура, и она легко может с нее отпроситься.

Мэнди обиженно посмотрела на Эффи. Роуэн оторвала взгляд от экрана своего телефона и объявила:

– Я только что списалась с мамой. Сегодня днем она будет дома. Она пишет, что будет рада познакомиться с моими «дурьями». Думаю, она имела в виду «друзьями».

– Значит, договорились, – обрадовалась Эффи.

Анна кивнула, но все чувства в ней будто умерли, а внутренности почернели, как серебряная ложка Аттиса. Девочка вспомнила, как в конце приема у доктора Уэббера тетя появилась в дверях кабинета с небольшим пакетом в руках. Это был вьюнок? «Я просто пытаюсь защитить тебя, Анна». Защитить и отравить. Отравить и защитить. Наказать.

Анна потянулась к своему наузу и нащупала узел гнева. Она затянула его потуже, но легче ей от этого не стало.

Семья Роуэн жила за городом. Их дом стоял особняком от других строений и представлял собой неказистое здание, затерянное в пышной растительности, словно в саду; благородные каменные стены выпирали из тяжелого корсета, сплетенного из виноградных лоз. Вдоль всего дома тянулась небольшая зеленая терраска, украшенная подвесными корзинами, цветочными горшками и музыкальными подвесками, мелодично звенящими на ветру.

Дверь распахнулась, и им навстречу выбежала женщина, которая, судя по всему, была матерью Роуэн. Ее нос был таким же длинным, как у дочери, а волосы – такими же растрепанными, только слегка тронутыми сединой.

– Моя крошка! – С этими словами женщина заключила Роуэн в объятия, словно не видела ее несколько дней, а не часов. Она расцеловала дочь в обе щеки и только затем повернулась к остальным. – Я Жильберта[27], но вы можете звать меня Берти.

Мэнди и Эффи она заключила в столь же страстные объятия – девушки почувствовали себя немного неловко. После этого женщина сердечно пожала руку Аттису:

– Ну здравствуй-здравствуй! Ты, должно быть, Аттис. Крепкий парень, я смотрю, а?

– Мама! – Роуэн тоже стало немного неловко.

– Теперь я понимаю, что ты имела в виду. – Хихикнув, Берти легонько толкнула Роуэн локтем в бок.

– МАМА! – Теперь Роуэн стало по-настоящему стыдно за свою мать.

– А ты, наверное, Анна. – Прежде чем Анна успела представиться, она также очутилась в жарких объятиях Берти. Женщина прижала ее к своей пышной груди так сильно, что девочка чуть не задохнулась. На Берти была мягкая домашняя кофта и шарф, который пах духами и выпечкой. На мгновение Анне захотелось раствориться в этих объятиях – они были именно такими, какими и должны быть материнские объятия, лекарство от всех ядов. – Роуэн мне столько о тебе рассказывала. – На секунду в ее глазах мелькнуло беспокойство, но затем оно сменилось улыбкой. Круглые скулы женщины блестели, словно осенние яблоки на солнце. – Вы, наверное, жутко замерзли. Заходите же скорее в дом. – Берти подтолкнула всю компанию к входной двери. – Я как раз разожгла камин.

Войдя внутрь, Анна не сразу поняла, где заканчивается сад и начинается дом, – повсюду стояли растения в кадках различных форм и размеров, перемежавшиеся обувью, верхней одеждой, зонтами, сумками и метлами. Стены в коридоре были увешаны семейными фотографиями. И над всем этим витал ароматный теплый запах домашней выпечки.

– Я испекла лавандовое печенье, торт в форме полумесяца и брауни с вербеной. Только с брауни я была бы поосторожнее – последний раз после того, как я их поела, проспала целых двенадцать часов кряду. Можете не разуваться. Проходите прямо так. На кухне такой бардак! Кто-нибудь хочет есть? Не обращайте внимания на тявканье: собаки надежно заперты.

– Я же говорила тебе, что она у меня немного не в себе, – прошептала Роуэн на ухо Анне, пока они шли по коридору на кухню.

– Мне кажется, она у тебя просто замечательная, – с улыбкой ответила девочка.

– Подожди, пока не попробуешь ее выпечку.

У Анны заурчало в животе.

В конце концов ребята очутились на кухне. С потолка свисали различные травы, все поверхности были заставлены кастрюлями и плошками, там и тут была просыпана мука и валялись какие-то кухонные безделушки, которыми тетя никогда не пользовалась. Посреди всего этого бардака была установлена огромная печь фирмы «Ага»[28], увешанная кухонными полотенцами и тряпочками, на плите булькал большой серебряный котелок с кашей.

– Что это? – спросила Мэнди, с беспокойством глядя на стеклянный шар, свисающий с окна.

Таких шаров на кухне было несколько, и каждый был наполнен чем-то странным: в одном клубился зеленый туман; на дне другого скопилась темная грязь; на поверхности третьего рос мох.