– Мы тоже пришли на помощь. И у нас, вспомни это, нет договора с селом…
– Свободные сказали, что конные прошли через лес. Старой дорогой.
– И они пропустили конных,– утвердительно кивая на каждом слове, произнес глава хранителей.
– Нет, Старый. Свободные просто не смогли их остановить. У свободных большие потери.
– Что? Ночью, на старой дороге, в лесу… И они не смогли их остановить?
– Так они говорят,– пожал плечами староста.
– А вы, значит, такой же ночью отбились от тех, кого в лесу не смогли остановить свободные? – губы Старого скривились в саркастической улыбке. – Селяне теперь – лучшие бойцы в округе, так? Пора дружинников в караульные набирать, так? Сколько хоть было их, этих конных? А?
– Не знаю. Точно не знаю.
– А мои говорят, что немного их было… Совсем немного. Понимаешь?
– …По следам, вроде, тоже так думаю – не много… Может, так себе мыслю, разведка это?
– У нас есть погибшие, Старый. И среди погибших – свободные. Они пришли и бились вместе с нами. В нашей земле – их кровь. Мы будем платить им за помощь. Сегодня они получат часть урожая.
Солнце пригревало все сильнее. Повозки постепенно освобождались от грузов. Охрана становилась спокойнее.
– Староста, зачем ты вызвал меня сюда? Что еще ты хочешь мне сказать? Договор твоего села со свободными не касается хранителей.
– Старый, я пришел к тебе, потому что свободные утверждают, что хранители – их кровные враги.
– Это так,– усмехнулся, подтверждая, Старый.
– Они требуют, чтобы мы прекратили торговлю с вами. Вот, почему я здесь.
Хранитель поднял голову и в первый раз за встречу посмотрел прямо в глаза старосте. Тот подтвердил кивком то, что только что было произнесено вслух.
– А ты хорошо понимаешь, что это значит, староста? Ты понимаешь, что у вас не будет больше наших учителей, наших лекарей. У вас не будет нашей одежды. В неурожай мы не поможем вам, как бывало раньше, своими запасами. Ты понимаешь, что мы запремся, как это уже было, затворимся и снова будем ждать? Мы можем ждать долго, очень долго. Мы умеем ждать.
– Старый, я все понимаю. Но надо же что-то делать. Пока хуже всех – только нам.
– Это так,– покивал головой, как старая птица, Старый.
– А что ты скажешь о бродяге?– теперь уже Старый начал очередной раунд.
– Это человек патруля. Так он сам сказал.
– Да? – живо повернулся Старый. – И патрульного, выходит, свободные тоже пропустили через лес? Так, значит? Становится все непонятнее и все страшнее для меня, староста. Я не люблю, когда так много непонятного.
– Правда, сержант, вроде, не сразу признал за своего… А он, бродяга этот, Найф,– староста произнес это имя, сморщившись, как от горького лекарства.– Он не говорит, как прошел через лес. Он просто хочет идти на север. Он просит, чтобы его скорее пропустили. И он всё твердит о конных, которые копят силы на юге, за лесами.
– Угу, угу… Копят, копят… А свободные нам раньше ничего такого не говорили… И кто из них теперь лжет? И для чего?
Они снова посидели молча, обдумывая еще раз, что уже сказано, что еще стоит спросить.
– Скажи мне, пока мы одни. Скажи честно,– Старый прямо посмотрел в глаза старосты.– Сколько свободных убито в этом бою? Ты говорил, у них потери… Ты говорил, их кровь в вашей земле…
– В селе-то? Ночью? Один… Или двое… Они унесли тела.
– Та-ак,– оперся Старый руками о колени, закачался на месте, как от скрываемой от всех, но все же сильной боли.– А сколько своих оставили у вас конные? Какое у них оружие? Кто они?
– Тел нет. Они унесли всех раненых и убитых.
– Ты понимаешь, что если их было не много, то раненых и убитых – и того меньше?
– Я ничего не понимаю уже. Я знаю одно: у меня этой ночью пропал сын,– староста говорил медленно, равнодушно и устало.
– Кто?– дернулся хранитель.– Как пропал? Убит? В бою?
– Младший мой… Да, не знаю я, как он пропал, не знаю! Увезли, может, утащили эти. Среди убитых нет его – и то слава богу… Жена вот плачет…
Они помолчали немного. И вдруг староста схватил старого хранителя за плечи и припал губами к его уху, не обращая внимания на подобравшихся и напрягшихся охранников:
– Вань, помоги, научи, а… Совсем запутался я. Ночью – свободные с оружием в селе. Никогда мы их не пускали с оружием – ты же знаешь. А сейчас патрульные в селе. Ходят, как дома. Смотрят чего-то… Сын вот пропал. Конные эти. Найф этот. Бродяга. У меня семеро дружинников погибли за ночь. Се-ме-ро! Не было такого никогда! И еще раненые…
– Постой, Лёш. Погоди. Есть у меня одна мысль.
Старый оглянулся на своих, сделал какой-то знак рукой. Из ворот выскочили еще с полдюжины арбалетчиков, встали между скамейкой и опушкой леса.
– С тобой свободных нет? Вот тут, среди твоих – точно нет?
– Нет, это все наши, с села.