Игра

– Поговорим,– сказал учитель, садясь на лавку рядом со священником.– Он что-то уже спрашивал у тебя, Жанжак?

– Да, вроде, только собирался.

– Угу. Ну, тогда поспрашиваем мы. Но для начала…,– в руках учителя откуда-то появился тонкий плетеный ремешок, а руки сельского батюшки, сначала одна, а потом другая оказались ловко завернуты за спину и там крепко связаны. Связав ему руки, учитель охлопал священника по бокам, провел ладонями с нажимом по спине и груди, взвесил на руке крест, спустился ниже, так же плотно ощупал каждую ногу.

– Похоже, чист.

– А в сапогах?

Они разговаривали, как будто священника и не было с ними, как будто не сидел он, стараясь не дернуться, с ножом, прижатым к горлу. Но вот и к нему обратился учитель:

– Кричать будешь? Звать на помощь? – и он с интересом заглянул в глаза моложавого и крепкого батюшки, на лбу которого выступил пот.– Ну, так, зря, считаю. Мужики уже ушли со двора, а с улицы через ставни ничего не слышно. И потом, ты крикнешь – и останешься, а мы-то уйдем. Ты же знаешь, что мы всегда можем уйти. Нам есть куда уйти. Так? Кивни, если все понял.

Священник медленно, стараясь не пораниться о нож, наклонил голову.Лекарь слегка отпустил руку, не отнимая ножа от горла сидящего к нему спиной человека, и священник с трудом произнес:

– Кричать не буду. Звать не буду. Я же только поговорить хотел.

– Какой молодец, а? Ну, давай, поговорим.

Посадив священника в самый угол, под икону, придвинув тяжелый стол так, что он не давал никакой свободы, лекарь и учитель сели напротив него, и начался неспешный спокойный разговор под горячий чай с блинами с медом.

– Как звать-то тебя?

– Отцом Серафимом.

– Ну, отцом мы тебя никак не назовем. Я своего хорошо отца помню. И вот он – достойный сын достойного отца,– показал учитель на лекаря, как раз откусывающего от свернутого конвертиком блина.

– Тогда просто Серафимом зовите, что ли…,– неуверенно промолвил батюшка.

– Слышал я,– задумчиво уставился ему в переносицу учитель,– что у вас два имени. Церковное и светское. Вот, как люди, можно сказать, не совсем верующие, хотим мы с тобой разговаривать, как со светским человеком.

– Жюль.

В наступившей паузе недоверчиво хмыкнул, переглянувшись с учителем Жанжак – имя-то не здешнее больно.

– Ну, хорошо,– снова заговорил священник.– А если так? Я патрульный – капитан Жюль.

Жанжак закивал энергично головой. Вот теперь ему стало очень многое понятно. И внешний вид священника, скорее воина, чем церковнослужителя, и то, что ночью не пострадал он, хоть враги были на его дворе, и удачное его вмешательство колокольным звоном глухой ночью, и желание поговорить с участниками событий, и интерес к хранилищу. Ну, а имена у всех патрульных были как раз такие. Вступивший в патруль получал новое имя, которое майор выбирал по какой-то старой книге.

– О! И этот, бродяга-то сегодняшний – тоже из них!– чуть не подавился он куском, обернувшись к учителю.

– Во-он что… Пятая колонна, значит…,– ухмыльнулся учитель.

– Чего это за колонна?– удивился Жанжак.

– Да было такое в истории. Ну, ты и сам видишь: четыре дороги к селу, с четырех сторон света. Вот и говорится, что нападают четыре колонны. Но, написано, есть еще и пятая, которая ударит в свое время. Изнутри ударит, понял? Всё ясно. Мне теперь, выходит, срочно нужно в хранилище бежать, говорить со Старым. Ты уж посиди с этим «капитаном»,– выделил он голосом звание,– хоть до обеда, а потом развяжи, или нож, что ли, оставь, а сам тоже уходи.

– Мне-то что уходить? Я – из хранителей, это все знают. У меня и имя нездешнее, и снаряжение, и меч вот,– Жанжак потянул за рукоять и слегка выдвинул меч, с щелчком послав его снова в ножны.

– Не знаю я. Но как-то неправильно все идет. Не так, как было написано. И не так, как мы думали. Не так, как готовились.

И уже на ходу, вполоборота уже – священнику:

– Эх, и что вам только не сиделось у себя? Что вас сюда, как мух, тянет… И так все село под вами… Эх-х-х…

Он махнул рукой, приоткрыл дверь, выглянув осторожно на улицу, а потом обернулся вдруг назад, еще раз посмотрел на священника пристально, как будто вспомнил что, и бросил лекарю, выходя:

– Да, и еще одно… Ты подумай, как это он очень вовремя на колокольне ночью оказался, и как это самыми первыми свободные на помощь примчались… Из леса.

Учитель помотал головой, как будто в восхищении чьей-то мудростью, и выскользнул, прикрыв дверь снова, прошуршал под окном и ушел через задний двор, мимо пруда, окольной дорогой.

– Жанжак, отпустили бы вы меня. Все же с патрулем-то у вас мир,– заговорил священник.

– А учитель-то наш прав,– как будто и не слышал, обмакивая блин в мед, сказал лекарь.– Умный он у нас. И это хорошо. Поэтому убивать я тебя, пожалуй, не буду. Но до обеда мы тут с тобой точно посидим.

Отставив чашку, он поднялся, подошел к двери, выглянул тихонько, а потом притворил ее и громыхнул засовом.