Игра Бродяг

Небо было синее, лиловое и фиолетовое. Облака походили на лужицы расплавленного золота. Глядя на них, Наёмница позабыла все свои тревоги. Облака разгорались ярче, ярче, так, что стало больно смотреть на них, и Наёмница опустила голову. Она не злилась, пока образ неба еще стоял перед глазами. Но небо в ее памяти потускнело и стерлось, а настоящее небо погасло, уступая ночи. Наёмница стояла у окна до тех, пока не стемнело совсем.

«Небо, небо, — сердито пробормотала она, сворачиваясь под плащом в плотный клубок. — Хорошо небу — никаких проблем. Отчего же не быть временами прекрасным».

***

— Надень это, — коротко приказал Рваное Лицо и тоскливо уставился в низко нависающий потолок.

Белое одеяние привело Вогта в восторг. Возможно, он счел, что белый — это цвет божественности. То, что это также цвет, на котором кровь особенно заметна, не пришло ему в голову.

Рваное Лицо был не в духе — рожа его была чернее тучи, и только зеленые глаза гневливо вспыхивали, выстреливая молнии. Скоро, совсем скоро он навсегда избавится от этой балаболки… А потом будет жить как прежде. Как будто ничего не случилось.

— Пошевеливайся, — хрипло приказал он и закашлялся, приводя голос в порядок. — Это не те люди, которых можно заставлять ждать. Им не терпится увидеть бой.

— Бой? — невинным тоном уточнил Вогтоус.

— Да, — криво усмехнулся Рваное Лицо. — Не прикидывайся удивленным. У меня нет-нет, да и мелькнет: не просек ли ты все еще в самом начале. Никак не вразумлю, зачем тебе это нужно.

— А почему ты хочешь, чтобы я умер? — поинтересовался Вогт. Он обвязал себя белым поясом и довольно улыбнулся, как ребенок радуясь новой одежде. Он не сомневался, что сейчас, будучи таким красивым, очень понравился бы Наёмнице, пусть даже она ни за что бы в этом не созналась.

— Я, может, и не хочу, — криво усмехнулся Рваное Лицо. — Буду болеть за тебя.

— Не понимаю, какой такой бой может быть, — продолжил Вогт. — Я не ударю человека. Никогда этого не делал и не сделаю.

Рваное Лицо не то чтобы сомневался в его словах. Он вообще не воспринимал их всерьез.

— И откуда ты взялся такой, Кролик? Жил на цветущем лугу? А, точно — тебя же воспитали в монастыре. Лучше б ты там и оставался, среди прочих пушистых крольчишек. А в нашем грязном людском мире ты ударишь человека. Ты поймешь, как это легко. Ударить или дать себя покалечить, убить или умереть — вот и все твои варианты. Но когда первый настолько перевешивает второй, то второго, считай, нет вовсе. Вот сейчас я убиваю тебя и не уверен, что делаю это по собственной воле. Но у меня нет другого выбора.

Вогтоус не улыбался явно, но уголки его губ чуть приподнялись.

— Есть, — глаза его засияли. — Вот только ты не увидишь его, пока на него не решишься.

— Говоришь загадками?

— Нет. Просто не знаю, как понятнее объяснить. Порой мысли куда сложнее, чем то, что мы способны высказать.

— Мне знакомы твои иллюзии. Мои иллюзии. Уж я так о них пекся. Я лежал растерзанный, кровоточа отовсюду, но до последнего момента пытался сберечь их. А что в итоге: я выжил, а они умерли. Так должно было случиться. Их не сохранишь в любом случае. Они как песок, сыплющийся сквозь пальцы.

Глаза Вогта были прозрачны и чисты.

— Я бы хотел, чтобы ты пошел с нами. Помоги мне отыскать мою подругу. А потом сбежим из этого города, вместе.

Рваное Лицо покачал головой.

— Нет. Я продам тебя за жалкие сто пятьдесят ксантрий. Если я не вижу выбора, так, значит, его и нету. И сейчас ты идешь со мной.

— Это неправильный путь, — возразил Вогт.

— Я знаю. Но он один. И не надейся в последний момент улизнуть. Побежать ты можешь только вперед — туда, куда и так придешь со мной.

Рваное Лицо распахнул дверь, пропуская Вогта вперед. Тот слегка ссутулился, протиснувшись в низкий дверной проем. За дверью обнаружился темный коридор, впереди смутно просматривались ступеньки. Действительно, путь только один — вперед.

— Шустрее, к арене, — поторопил Рваное Лицо.

Вогтоус оглянулся на Рваное Лицо. Тот держал перед собой нож в последней тщетной попытке убедить себя, что Вогт представляет для него опасность, однако глаза держал плотно закрытыми. Хотя волосы Рваного Лица еще сохраняли свой темный цвет, его молодость давно миновала, и тонкая кожа на веках высохла, сморщилась. У Вогта возникло странное ощущение. На мгновенье он как будто проник под эти веки, чтобы увидеть то, что так не хотели видеть глаза Рваного Лица — тень на стене, обрамленная дрожащим светом факелов, веревка, стянувшая чьи-то заведенные за спину запястья так туго, что выступила кровь. За этими образами последовали и другие, словно призраки чей-то неуспокоенной боли — вот как ведешь человека на смерть. Вогт закрыл свои глаза, позволяя глазам Рваного Лица оставаться невидящими, и, слепой, испуганный, несчастный, вышел на посыпанную песком арену.

— КРОЛИК! — выкрикнул кто-то, представляя его публике, и сердце Вогта как будто остановилось.

— Открой глаза, — прошипел Рваное Лицо, ударив Вогта в спину.