Игра и мука

Я помню студенческие показы Исрафилова, видел спектакли Уфимского театра во время частых гастролей в Москве. Это были мощные, серьезные, профессиональные работы. Думаю, если бы Рифкат жил и работал в Москве, то уверенно выдержал бы столичный уровень соревновательности или конкуренции, как мы это ощущаем сегодня. Он высокий профессионал, замечательный организатор, умеет собрать команду. И даже потерпев такое, я бы сказал, крушение, связанное с советскими традициями, с национализмом, практически возродился на новом месте и поднял оренбургский театр, который прекрасно функционирует, опять слышен в России, и не только слышен, но и занимает весьма достойное место. Россия ведь держава супертеатральная. Я это хорошо понимаю теперь, объездив весь мир. И то, что кроме столичных существуют такие провинциальные театры, как Омский, Самарский, Томский, Липецкий, Орловский, тот же Оренбургский, как мощные структурно-художественные организмы, наглядное тому свидетельство. Потому мы и гордимся нашим русским театром. Исрафилов – один из его столпов. Русского театра – я не оговорился. Все мы, независимо от национальности, представители русской театральной школы, тем и сильны.

А еще я горжусь, что Рифкат – мой однокурсник и замечательный товарищ не только по искусству, но и в жизни. Когда он приезжает в Москву, мы всегда видимся, общаемся. Еще во время учебы, возвращаясь с каникул из Уфы, он всякий раз привозил нам – Толе Васильеву, Боре Морозову и мне – по баночке башкирского меда. Так продолжается и по сей день, 33 года. Сколько же меду мы с ним съели? И без единой ложки дегтя за всю жизнь.

Встреча с ним, с нашей компанией – один из самых больших подарков судьбы. Уже потому, что я знаю: есть Исрафилов. Совершенно уверен, случись что, могу позвонить Рифкату, приехать к нему, поставить спектакль, могу послать своего ученика, могу попросить о чем угодно. То же самое знает и он. Может позвонить мне, Васильеву, Морозову, в Питер – Андрееву, Регине Степанавичуте в Шауляй, в любой город, где есть наши сокурсники. И услышать в ответ: «Конечно, Рифкат! Приезжай! Жду, обнимаю. Целую! Жду!»

Андрей Макаревич

Когда Андрея Макаревича спрашивают об истоках его творчества, учителях, о тех, кто дал ему импульс, он, безусловно, называет БИТЛЗ. Недаром «Машину времени» окрестили «советскими битлами». Еще Андрей всегда вспоминает Булата Окуджаву и Владимира Высоцкого. Когда человек чтит свои корни и понимает, что он взялся не «из ниоткуда», говорит о многом. У него и родители – замечательные. Отец архитектор, фронтовик. Мама – врач. Настоящая интеллигентная семья. Андрей уже в детстве хотел заниматься всем – быть писателем, художником, дайвером. Первую музыкальную группу он собрал, когда учился в школе. Как каждый талантливый человек, талантлив во всем. И в культуре нашей страны он проявился во всех своих качествах. Окончил архитектурный институт и работал по специальности – архитектура и графика. Путешествует, покоряет вершины, ныряет на глубину. Выходят книги его стихов и прозы. Даже свое кулинарное шоу он ведет как профессионал. То, что вот уже почти полвека «Машина времени» – один из маяков, культурных ориентиров нашей общественной жизни – не случайно. Благодаря таким, как Андрей, наша страна остается живой и талантливой. Он всегда готов совершить «новый поворот». Его тексты цитировались и превращались в метафоры. Макаревич не скрывает своих взглядов. Когда импонирует то, что делает власть, он может стать доверенным лицом Бориса Ельцина и сидеть в ложе с Путиным. Если протестует, то не боится высказываться откровенно. Когда приветствует Майдан и не принимает Крым, заявляет об этом прямо. Макаревич поет и пишет для своей страны и тех людей, которые живут в ней – чтобы сделать их жизнь лучше. Не так давно в рамках фестиваля Булата Окуджавы Андрей выступал в театре «Школа современной пьесы». Это был сольный концерт: только он, его гитара, стихи, песни, воспоминания. Зал скандировал, не отпускал. Андрей Макаревич очень нужен нам сегодня – как и полвека назад.

Леонид Утесов

Встреча с Леонидом Утесовым случилась летом 1981 года.

После печальной истории с театром Станиславского, где мне не дали выпустить спектакль и в конце концов выгнали «за отсутствие московской прописки», я оказался свободным художником и искал работу в разных московских театрах. Театр Моссовета предложил постановку, но снова вмешалось Управление культуры. Поэтому я очень обрадовался предложению Рудольфа Рудина, знаменитого Пана Гималайского и по совместительству главного режиссера скромного Московского театра миниатюр.

Он знал мои спектакли и попросил придумать что-нибудь без «фиги в кармане», без завуалированных нападок на советскую власть, чтобы никто не придирался, но при этом оригинальное, уникальное и единственное в своем роде.