Игра ненависти и лжи

Я заметил, что он пытается говорить спокойно, но при этом слишком сосредоточился на рисунках. Жар опалял лицо, шею; он окутывал меня лихорадкой, пока я водил пальцем по выцветающим чернилам слов.

– Что это значит, Лука? – мой голос стал совсем хриплым, с таким звуком песок скрипит под ногами. – Торгаш в тот день, он… он назвал меня Повелителем теней. Так же… так же, как и воровка.

И тут с лица Луки исчезла всякая храбрость. Он сложил руки на груди и развернулся ко мне, стиснув челюсти.

– Я знаю, Кейз.

– Что происходит?

Пекло, я презирал себя за то отчаяние, что прозвучало в голосе. Отчаяние выдает слабость, наделяет того, кого ты умоляешь, властью над тобой.

– Ты должен найти в себе желание узнать больше, Кейз. Я не могу дать тебе готовые ответы.

– И все же суешь мне вот это – и ничего больше, – я поднял стопку пергамента и обогнул его кровать. В груди узлом затягивалась ярость, и тело мое напряглось, словно я вот-вот свалюсь с уступа в пропасть, на дне которой определенно ждет боль.

– Я знаю, но…

В дверь Луки тяжело постучали.

– Юный лорд, ваш отец призывает вас. Собрание начинается.

Проклятый Сабэйн. Я был уверен, что он знал, когда его присутствие особенно нежелательно, и выбирал эти самые моменты, чтоб объявиться.

Лука крепче сжал мое плечо.

– Я бы посоветовал как следует подумать о том, почему тебя могут называть Повелителем теней.

– Лука, скажи мне…

– Юный лорд, – снова стук.

Я убью светоносца, если он еще хоть раз ударит в дверь.

Но Луку это подстегнуло. Он ухватился за кинжал, что носил на поясе, и пошел к дверям.

– Мне нужно идти.

– Скажи мне, что происходит, Лука. Просто скажи мне, прямо.

– Если бы я только мог, но, увы, жить с месмером всегда непросто. Полагаю, когда нас сшибают с нашей тропы, Норны с большим удовольствием смотрят, как мы продираемся обратно через самые страшные мучения. Если есть хоть малейшая трещина в том, что ты считаешь правдой, советую тебе копать глубже. Узнай больше об этом имени – Повелитель теней.

– Лука, – мои кулаки сжали пергамент, окончательно помяв его.

Он выругался себе под нос, положив руку на дверную ручку.

– Боги, Кейз, поверь мне. Это все, что я могу сказать. Просто, мать твою, поверь, я здесь тебе не враг.

– Поверить тебе в чем?

– В том, что воспоминания в твоей голове не сходятся, – клянусь пеклом, Никлас меня убьет, – лицо Луки сложилось в гримасу. Он с усилием сглотнул, прежде чем снова посмотрел на меня и заговорил низким, предупреждающим голосом: – Нас ждут опасные дни, друг мой. И боюсь, мы все балансируем между ролями королей и пешек.

Не сказав больше ни слова, Лука оставил меня в своей комнате одного.

Он нес околесицу, конечно же, но… Откуда он знал, что мои мысли, мои воспоминания, развеялись в голове, как пыль на ветру?

Я не знал никакого месмера, способного вызвать такую сумятицу. Гипнотики могли провести разум, но ни один альвер не мог по-настоящему менять мысли и воспоминания.

В голове снова нарастала буря. Схлестнулось то, что истиной называл мой разум, и предупреждение сердца о том, что верить этому нельзя. Взгляд упал на игрушечную лошадку на полу. Грудь пронзил укол мучительной боли. Такая простая вещица столь многое для меня значила, а я никак не мог понять почему.

Жизнь теперь для меня стала выматывающей игрой в правду или ложь. Я же хотел лишь покоя. Просыпаться без хаоса в сердце и разуме, твердящих, что что-то не так.

Вены залило жаром. Ненависть, страх, злость – все вместе они обернули мои плечи тяжелым плащом теней, когда я вынул кинжал из ножен, висящий на голени. Утробное, отчаянное рычание вырвалось из глубины горла, когда я пронзил клинком живот мягкой игрушки.

Вдохи были резкими, тяжелыми. Я слишком долго простоял на коленях, – сжавшийся и еще более потерянный, чем прежде.

Что происходило со мной? Я становился половиной человека, половиной души.

Я становился всего лишь тенью.

* * *

Большой зал был заполнен аристократами, альверами и приезжими из-за моря. Столы были уставлены козьим сыром и круглыми буханками теплого хлеба. Аристократы собрались возле рогов с броаном и впивались в буханки так, словно это они в Клокгласе голодали.

Я узнал некоторых заморских вельмож. Нескольких членов совета из Скиткаста. Присутствовали законодатель Фурена и несколько верховных лордов Хемлига, что заправляли морскими тюрьмами. Все оглядывали большой зал с завистью и капелькой презрения к остальным.

Они боялись Ивара, горький вкус этого страха оседал на моем языке, но в то же самое время они жаждали его симпатии.

За полированным столом сидели люди, которых я не узнавал, их черты были необычны для Востока.

– Фейри, – позади меня, кивнув на стол с незнакомцами, возник молодой скидгард. – Из Южного королевства. Приглядывайте за ними, злоносец, – он указал на столик поменьше, расположенный вплотную к фейри. Трое мужчин, все с заостренными ушами, как у фейри с Юга, склонили головы и о чем-то переговаривались между собой. Скидгард фыркнул: – Эти с Севера, они приехали от лица своего короля-мятежника. Беззаконие.

Я ничего не ответил.