– В списке помечены три дома, куда он зашёл и беседовал с хозяевами. Особого внимания заслуживает третий. После посещения, „объект“ около часа прогуливался по городу, после чего, вернулся, зашёл в маленький пансионат напротив и снял там комнату на втором этаже. Мы проверили – окна её выходят на фасад упомянутого дома, из них видны и парадное крыльцо и боковой, чёрный ход. Дело было три часа назад, с тех пор „объект“ не покидал своей комнаты.
– Кто хозяин дома? – осведомился Толя.
– Некто Рихард Нойбергер, пятидесяти семи лет, пенсионер. Довольно примечательная личность – во время войны служил в баварских горных егерях. „Эдельвейс“ – может, слышали? По вечерам играет на скрипке и рояле в одном из городских ресторанов, домой возвращается обычно около двух часов пополуночи.
– Тапёр?
– Именно. Его рабочая смена начинается… – связник посмотрел на часы, – Через два часа. Есть основания полагать, что в его отсутствие „объект“ попытается проникнуть в дом.
Толя кивнул.
– У вас должна быть для нас посылка…
– Она уже в вашей машине. Всё, как договорились.
Связник опустошил кружку – высокую, из обливной керамики, с откидной оловянной крышкой.
– Подождите минут десять, и уходите. Связь по установленному каналу. Если что-то понадобится срочно – позвоните из телефона-автомата на номер три-двадцать девять-пять, вам ответят. Пароль…
– Мы помним.
– Вот и отлично. Засим – позвольте откланяться.
Он положил на столик купюру в десять марок и направился к выходу.
Из щели между косяком и чердачной дверью на ступеньки падал слабый оранжевый отсвет электрического света. Толя тронул пальцем железную петлю, понюхал и прошептал:
– Машинное масло, свежее. Похоже, смазали только что…
Напарник кивнул и тихонько толкнул дверь. Тишина. Лампочка без абажура свисает с потолка; из глубины чердака доносится негромкое, осторожное копошение.
Толя шагнул вперёд, подняв „Зиг-Зауэр“ с навинченным на ствол глушителем. Двигался он профессионально-мягко, но рассохшиеся доски под его подошвами заскрипели бы, наверное, даже под кошачьими лапками. Мгновение мёртвой тишины, прерываемое лишь тяжёлым дыханием – и всё заглушил раскатистый грохот. Тёмная фигура, метнувшаяся из угла чердака, зацепила составленные в ряд у стены старые лыжи, и те повалились на пол, поднимая клубы пыли и мелкого мусора. Беглец взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие – и повалился спиной вперёд. Новый взрыв грохота, треск, невнятные проклятия – и напарники, не сговариваясь, прыгнули в пыльную завесу.
Толя осторожно выглянул из чердачной двери на лестницу. Пистолет с глушителем он держал в опущенной руке, но эта предосторожность явно была напрасной. Ни звука, ни скрипа дверей, ни шагов – похоже, никого из соседей не встревожили звуки потасовки, разгоревшейся на чердаке герра Нойбергера.
– Ну, что там? – раздалось из глубины чердака.
– Вроде, тихо. Сам-то как, глаз цел?
– Вроде, да. Налетел на лыжную палку, щёку пропорол.
Напарник прижимал к лицу окровавленный платок. В ногах у него трудно копошился человек, с головой, замотанной пыльной мешковиной и связанными за спиной руками.
Толя поднял с пола деревянную, со стальными, проржавевшими кантами, лыжу.
– Экое старьё… неужели на таком кто-то ещё катается?
– Какое там! – напарник отнял платок от лица, негромко выругался, прижал обратно. – Никак не остановится, чтоб её… А лыжа – ещё времён войны. Здесь тогда была база подготовки „Эдельвейсов“ – видишь, эмблема?
И ткнул пальцем в полустёртый белый контур цветка на носке лыжи.
– Точно, хозяин дома в горных егерях служил. – согласился Толя. – Видать, на память хранит.
– Или туристам толкает, как антиквариат. Там ещё парочка армейских ледорубов, ранцы… Чего теряться-то?
Связанный глухо замычал и поджал ноги. Толя несильно пхнул его ногой и выглянул в слуховое окошко чердака.
– Темнеет, и снег пошёл, густой – то, что нужно. Готовь этого лишенца, я тачку подгоню к чёрному ходу – запихиваем в багажник и валим. Бутылку какую-нибудь поищи, наберём внизу воды, промоешь рану…
– Переживу как-нибудь.
Напарник рывком вздёрнул связанного на ноги. Тот что-то протестующе забормотал, но лёгкий тычок кулаком под рёбра пресёк эту попытку. – Ну что, „Линия Девять“, пошли? А то вас уже заждались.
– Что-то он задёргался… – Толя наклонился к пленнику. Тот извивался как червяк, которого насаживают на крючок. – Дай-ка я мешок сниму, как бы, не задохся…
Из-под мешковины показалась мокрая от пота физиономия и всклокоченная шевелюра. Мужчина пытался что-то промычать сквозь забитый в рот кляп, дико вращал глазами и мотал головой.
– Указывает туда. – напарник кивнул на большой сундук, полускрытый под развалившейся грудой лыж. – Ты что, хотел что-то из него достать?
В ответ пленник замычал сильнее.
Толя подёргал крышку – сундук был закрыт.
– Погоди! – встревожился напарник. – А если крутит, гад? Вдруг у него там устройство самоликвидации?
– Не… – ухмыльнулся Толя. – Он ведь сам жить хочет, верно?
И наклонился к связанному Десантнику.