Та послушно кивнула и как завороженная последовала за Дереком. Только дойдя до кабинета, она наконец сообразила, что сейчас у них разные предметы и что ей надо было свернуть еще у лестницы, подняться на этаж выше.
Наверное, подобным образом она обычно и попадает во всякие ненужные ей места. Идет, подгоняемая незримой силой, слишком задумчивая или, наоборот, с абсолютно пустой головой, околдованная чужим присутствием, услышанным словом, увлеченная незначительной мелочью, а потом удивляется: «Как я здесь оказалась?»
Вот так и оказалась: Дерек сказал «Идем!» – она и пошла. Главное, с ним, а куда – неважно. А теперь под его недоумевающим взглядом ей придется возвращаться назад.
Развернувшись, Эмберли столкнулась с Одри. Та удивленно вскинула брови:
– Заблудилась?
Две девушки, шагавшие рядом с ней, опешили – ну да, она ведь обратилась к Эмберли, которую обычно даже не замечала! – и переглянулись. Впрочем, и Одри ответа на свой вопрос не ждала – равнодушно обогнув Эмберли, устремилась к Дереку, подошла вплотную. Тот по-свойски обнял ее и поцеловал в губы.
Понимая, как глупо выглядит, наблюдая за всем этим, Эмберли поспешила ретироваться – почти пробежала коридор, поднялась по лестнице.
До нужного класса оставалось каких-то метра полтора, когда из приемной директора послышался визгливый громкий голос. Эмберли невольно притормозила и оглянулась.
Высокая дама, должно быть, Таниного возраста или старше, выходила от директора. Она брезгливо кривила пухлые губы и жаловалась, что школа не оправдала ее доверия, что следовало задуматься, прежде чем отдавать своего единственного ребенка сюда, что захолустье остается захолустьем до тех пор, пока не выветрится из мозгов всех обитателей.
С последней фразой Эмберли, пожалуй, согласилась бы, если бы голос, произносивший ее, не казался настолько противным – пожалуй, и электропила звучит мелодичнее! Женщина с отвращением скривилась и тут же поймала на себе недовольный взгляд. Тот задел мельком, но сложилось ощущение, будто полоснул ее кожу острой бритвой и потом опять обратился на директора.
– Вам недостаточно слов моей дочери? Сколько сил понадобилось бедной девочке, чтобы не побояться рассказать… о ТАКОМ. А вы считаете, что этого мало?
Директор сердито забормотал: если миссис Барлоу не успела сказать все, что собиралась, он непременно ее выслушает, но за закрытой дверью, в кабинете. Потому что их беседа не для посторонних ушей, тем более не для ушей учеников, и…
Дама не дала ему договорить, опять коротко глянула на Эмберли и, будто вдохновившись, с не меньшей горячностью продолжила:
– А я считаю, что общественность как раз должна быть в курсе происходящего! Кто еще защитит наших деток, если не мы, их родители? Если школа пытается замалчивать…
Теперь перебил директор.
– Мы не пытаемся замалчивать, – возразил он твердо.
Бесполезно. Ему бы следовало заорать во всю глотку, тогда, возможно, собеседница и услышала бы его. Однако мнение все равно вряд ли бы поменяла.
– Я так не оставлю! – властно заявила она. – Если вы не примите никаких мер, я сделаю все сама.
Директор бы с радостью поступил с посетительницей точно так же, как пару дней назад поступил с Эмберли: ухватил бы за локоть, насильно втащил в кабинет, поплотнее захлопнув дверь. Но сейчас подобный номер вряд ли бы прошел без еще худших последствий. Самое большее, на что он решился, – это сурово взглянуть. Да и то не на собеседницу, а на Эмберли, которая все еще торчала посреди коридора.
Та осознала, что опять напрасно наблюдает за происходящим, торопливо преодолела оставшееся до двери расстояние, заскочила в класс, на ходу соображая, что директор назвал даму «миссис Барлоу» неслучайно. Конечно же, это мамаша Саванны! Участливая родительница явилась в школу, чтобы заступиться за бедное обиженное дитятко.
Внешнее сходство бросается в глаза, да и характеры у мамы и дочери, видимо, совпадают. Н-да, директору придется несладко. Но больше всего аукнется преподавателю английского. И Эмберли не должна оставаться в стороне! Тем более, кроме Саванны и ее мамаши, кроме остальных, готовых легко поверить в чужую вину, есть еще «Правосудие навсегда», и скамья подсудимых в ней на данный момент свободна!
Или уже несвободна? Эмберли совсем не тянет заходить в игру и убеждаться, ведь тогда получится, что дело за одним судьей. Все дожидаются, когда он объявится и вынесет приговор. Или она. Да, она!
Как бы ни хотелось развязаться с этим, забросить и забыть, сейчас Эмберли не имеет на это права. Потому что она единственная, кто в курсе всех этих жутких правил. Значит, Эмберли снова займет кресло судьи, чтобы на этот раз действительно отстоять справедливость и написать в приговоре: «Эдвард Кэрриган невиновен», и доказательства этому она тоже найдет сама.
19. Эмберли
В комнате матери опять орал телевизор. Кажется, не только у Эмберли обострились проблемы с памятью. Уже в который раз Таня уходила из дома, оставляя включенным ящик. Хотя как можно забыть про то, из-за чего буквально разрывает барабанные перепонки? Видимо, мать оглохла.