Игроки зимы

- К черту все! - закричала я. Ничего я не хотела, ничего мне надо. Это значило только то, что мои переживания начали выхлестываться наружу.

Его лицо застыло, глаза стали сатанинскими.

- Не смотри на меня так, - сказала я. Лицо его прояснилось.

- Я говорил тебе об этом.

- Переключение мыслительного процесса? Я тебе не верю.

- Об этом я тебе тоже говорил.

- Да разве ты можешь об этом знать?! - закричала я.

- Я все о себе знаю.

- Да ну?

- Иначе я не мог бы функционировать.

- Тогда матери ты, должно быть, понравишься. Знать себя - это так важно. Из нас никто не знает. Я не знаю.

Он терпеливо смотрел на меня.

- Значит, чтобы ты выполнял мои желания, - сказала я, - нужно отдавать тебе приказы?

- Не обязательно приказы. Скорее инструкции.

- Какие же инструкции давала тебе Египтия в постели?

- Все эти инструкции я уже знал.

- Откуда?

- А как ты думаешь?

И это, скажете, не человек?

- Египтия красива. Ты способен оценивать такую красоту?

- Да.

- Зачем ты навязался на мою голову?

- Ты говоришь так, будто жалеешь об этом.

- Завтра я отошлю тебя обратно к ней. К Кловису. - Что я такое говорю? Почему не могу остановиться? - Ты мне не нужен. Я ошиблась.

- Мне очень жаль, - тихо произнес он.

- Ты об этом сожалеешь? Что можешь меня осчастливить?

- Да.

- Ты хочешь всех сделать счастливым? - воскликнула я. За окном снова загрохотало. Дом задрожал - или это меня трясло? - Кто же ты, по-твоему? Иисус Христос?

Молния. Сполох. Гром. Комната закачалась перед глазами, а когда выровнялась, он стоял передо мной и легонько придерживал за плечи.

- У тебя какая-то психологическая травма, - сказал он. - Если ты скажешь какая, я постараюсь помочь.

- Это ты, - проговорила я. - Это ты.

- Меня учили предвидеть реакцию людей на мои поступки.

- Египтия была твоей первой женщиной, - заявила я.

- Египтия такая же юная девушка, как и ты. И уж, во всяком случае, не первая у меня.

- Проверки? Контрольные проверки? Пианино, гитара, голос, постель?

- Естественно.

- Да что же тут естественного? - Я вырвалась из его рук.

- Естественно с деловой точки зрения, - рассудительно сказал он.

- Но что-то там не так. Тебя же снова хотели проверить.

Он стоял и смотрел на меня сверху вниз. Ростом он был примерно пять футов одиннадцать дюймов. За его спиной кроваво-красное небо начинало темнеть; темнели и его волосы. Глаза были, как два бесцветных огонька.

- Моя спальня наверху, - сказала я. - Иди за мной.

Мы вошли в мои апартаменты. Я захлопнула дверь. Потом взяла самоохлаждающийся графин с белым вином, налила два стакана и, немного поколебавшись, протянула один ему.

- Напрасные расходы, - сказал он.

- Я хочу думать, что ты человек.

- Я знаю, что ты этого хочешь. Но я не человек.

- Сделай это, чтобы доставить мне удовольствие. Чтобы я стала счаст-ли-вой.

Он выпил очень медленно. Я - быстро. И сразу поплыла. Отблески молний просвечивали сквозь штору.

- А теперь, - сказала я, - пойдем в спальню. Мать оформила ее по моей цветосущности. И будем заниматься любовью.

- Нет, - сказал он.

Я остановилась и взглянула на него.

- Нет? Ты же не умеешь говорить «нет».

- Мой словарь богаче, чем ты думаешь.

- Но…

- Нет, потому что ты не хочешь меня, вернее, твое тело не хочет, это еще важнее.

- Ведь ты должен мня осчастливить, - возразила я.

- Насилие тебя счастливой не сделает. Даже если ты о нем просишь.

Он поставил стакан, отвесил мне поклон, будто дворянин в старинных фильмах, и вышел.

Я осталась стоять с разинутым ртом посреди комнаты. За шторами сверкало и гремело. Он снова стал играть на пианино. Ситуация была чудовищная. В таком тягостном положении я еще ни разу не оказывалась. Что ж, я это заслужила.

Слегка опьяневшая, я сидела у себя, слушая его музыку. Временами, когда я остаюсь одна, я пытаюсь играть на пианино, но у меня так плохо получается. А он играл виртуозно, играл целый час. Знакомые вещи, незнакомые. Классические, модернистские. Как будто в Перспективе горел свет, хотя я и не могла этого видеть. Послезавтра вернется мать. Объяснение будет тяжелым. Тяжелым, как тучи за окном. У меня есть только сегодняшний и завтрашний день, а я все испортила.

Я приняла душ, вымыла волосы и подставила голову под автосушилку. Потом стала примерять одно платье за другим, но ни одно меня не устраивало. Наконец я влезла в черные джинсы, слишком тесные (хотя теперь я этого не чувствовала, ведь я почти ничего не ела сегодня, а завтра мне как раз надо было принимать капсулы Венеры Медийской), и надела шелковую рубашку, подаренную Хлоей и которую я еще не надевала, так как не понравилась Деметре.

Пианино надолго замолчало. Было около шести, гроза ушла. Голубой закат залил небо и Перспективу, но его там не было. Он куда-то исчез.