Игрушка Палача

Я — чёрная клякса или самое тёмное солнечное затмение, чем светлый луч света. Но несмотря на это, жажду, чтобы Тайра тянулась ко мне. Да, хочу, чтобы знала и понимала, что я из себя представляю, и всё равно дурела от моей близости, чтобы продолжала так же сильно дрожать от вожделения, находясь в моих руках. Хочу, чтобы она не отступала назад, прячась в раковину сомнений и страхов, и продолжала быть такой же, отзывчивой на малейшую ласку, как сейчас…

Меня раздирало на части любопытство, чем она сейчас занята и думает ли обо мне? Где сейчас находится?.. Тревога не отпускала ни на минуту. Оказывается, переживать за кого-то постороннего так больно. Когда в голове всего за одно мгновение проносятся картины, одна другой ужаснее, а руки беспомощно стискивают предметы, грозясь разнести их в щепки, когда хочется послать всё куда подальше и повернуть назад, чтобы просто убедиться, что девчонка жива и спокойно дышит. И ты носишься, словно зверь, загнанный в клетку, готовый сожрать самого себя, проклиная всё на свете от собственной беспомощности. И в каждом ударе сердца, в каждом грёбаном биении пульса её имя на бесконечном повторе и страх за неё. Проклятье.

Больше не отпущу девчонку ни на шаг, и, если придётся, буду повсюду таскать её за собой. Я приставил к ней одного из своих бойцов, терраэна с мозгами, частично заменёнными бионической тканью. Ровно настолько, чтобы ещё хоть что-то соображать самому, но не осмелиться нарушать приказ. Он выполнит всё в лучшем виде, у меня ещё не было ни малейшего повода для подозрений или оснований списывать его, как отработанный и непригодный материал. Но я всё равно не находил себе места, зная, что страх меня отпустит только тогда, когда прижму её к себе.

Несколько часов полёта до Армады показались мне вечностью. И едва со всеми формальностями было покончено, я, наплевав на правила и субординацию, вихрем помчался в свои комнаты. «Всего на минуту…» — уверял я себя. В столь позднее, почти ночное время Тайра уже должна была находиться здесь, у меня в комнатах. Перед отбытием я чётко дал ей понять, что у её свободы перемещения по кораблю есть территориальное и временное ограничение.

И тем не менее, едва переступив порог комнат, я понял, что Тайры там не было. Поначалу меня затопило волной злости и разочарования. Мозг отказывался думать рационально, в голове словно заведенная, по кругу носилась только одна мысль: «Найду — накажу…»

Но мгновением позже я заставил себя мыслить трезво. Согласно моему приказу R-327 должен был доставить её в комнаты не позднее назначенного мной часа. Доставить любой ценой, прибегнув к силе, если ситуация того потребует. Значит, причина была в нём. Отправил запрос в информационную систему, нетерпеливо прохаживаясь по комнате в ожидании обработки запроса. Вместо привычного сигнала услышал иной звук от передатчика: кто-то настойчиво желал выйти со мной на связь. Выругавшись, дал приказ принять вызов.

— Пёс, я немедленно желаю видеть тебя.

Император. Конечно, кто кроме этого сукина сына…

— Я явлюсь немедленно. Но сейчас мне нужно…

— Я прекрасно знаю, что тебе нужно. Или, если быть точным, кто…

Связь прервалась. Ублюдок. Вот кто добрался до моей птички. Я был прав, как всегда, думая, что позволять ей разгуливать по кораблю без меня было плохой идеей. Но об этом я скажу Тайре позже, а сейчас нужно вырвать её из лап высокомерного ублюдка, посягнувшего на моё.

Глава 57. Тайра

Быть гостьей Императора мне совершенно не хотелось. Единственное, чего мне хотелось, это оказаться как можно дальше от этих комнат, светлых и просторных. Белый, бежевый, золотой… Бесконечное количество вариаций сочетания этих оттенков.

Пробыв здесь несколько часов, я начала понимать Палача, отдававшего предпочтение тёмным тонам. Светлые цвета поглощали, растворяли в себе целиком, плясали белёсыми пятнами даже под закрытыми веками. От них хотелось спрятаться. А ещё внутри появлялось странное желание окропить этот безупречный зал другими красками, испортить искусно выверенное сочетание, расплескать чёрного по белой обивке мягкого дивана, смести с полок мелкие предметы, сдвинуть грёбаную мебель с привычного ей места.

Мне хотелось, чтобы сюда ворвалось нечто и привнесло хаоса в эту идеально-безжизненную обитель, больше напоминающую иллюстрацию к красивой жизни. Идеальную до такой степени, что тянуло блевать, глядя на идеально отполированные светлые поверхности. Вся эта красота и расположение предметов именно там, где и им полагалось быть, с точностью до миллиметра, на поверку казалась безжизненной и отдавала пластмассой. Будто издали видел фигуру живого существа, а приблизившись, обнаруживал, что это лишь манекен, искусно сделанный, с нарисованными глазами и ртом, растянутым в искусственной улыбке.