"А я толстовец. Вообще-то я бывший земский врач, но теперь я и швец, и жнец, и на дуде игрец. Живу в толстовской коммуне под Москвой. Вот ездил в Питер. Тут на одном заводе отличные конные косилки наладились делать. Ездил покупать. Купил, три, оформил отправку. Теперь вот возвращаюсь домой".
"А скажите, Клим Владимирович, у вас там в коммуне есть литература чтоб, прочитав её, можно было бы сказать: я знаю учение Льва Николаевича Толстого?" - спросил Чарнота.
"Кое-что, конечно, есть, но не всё. Его же запрещали. Вот и новой власти он не подходит - зажимают они его основные произведения нещадно. "Войну и мир", "Воскресение", "Анну Каренину" - пожалуйста, а остальное, ну, вот, например, "Церковь и государство", "Патриотизм и мир" или "Не убий никого" и ещё много чего зажимают - не печатают", - Агафонов глубоко вздохнул и замолчал.
За окном вагона царила кромешная тьма, - будто поезд шёл совсем не по земле, а в каком-то ином мире - "тёмном царстве, триедином государстве" - вспомнил Чарнота присказку. Пассажиры, примостившись кто как сумел, дремали: девочка, похожая на Аграфену, уронила голову на грудь. Её беретик свалился с головки и лежал на коленях. Маленькая голова с жиденькими волосиками, заплетёнными в две косички; они крысиными хвостиками свисали вниз и покачивались вместе с головой в 201такт отстукивающим свой ритм колёсам вагона. Моряк, надвинув фуражку на глаза и упёршись затылком в стенку вагона, как будто сумел закрепить свою голову намертво с туловищем и потому только плечи и руки, вздрагивающие вместе с вагоном в момент перескакивания его колёс через рельсовые стыки, указывали на то, что и он едет в поезде, а не сидит где-нибудь у дома на завалинке. Только бабушка не спала, а перебирала что-то в своей корзинке, поставив её на колени и засунув туда обе руки. Вдруг она подняла голову и голосом того - молодого человека в кожанке, который помог Чарноте подойти к памятнику Александру III, сказала:
"И всё-таки мы будем строить социализм!"
Чарнота вздрогнул от неожиданности но, справившись с оторопью от удивления, полез в свой саквояж и достал оттуда красную книжечку.
"Вот, что пишет ваш учитель Карл Маркс" - с этими словами он открыл книгу и стал читать выдержки из Манифеста коммунистической партии:
"Так возник феодальный социализм... Подобно тому как поп всегда шёл рука об руку с феодалом, поповский социализм идёт рука об руку с феодальным";
"Христианский социализм - это лишь святая вода";
"Так возник мелкобуржуазный социализм";
"Немецкий, или "истинный" социализм... Он провозгласил немецкую нацию образцовой нацией, а немецкого мещанина - образцом человека!"
"Консервативный или буржуазный социализм";
202 Критически-утопический социализм...".
"Во! Сколько социализмов Маркс перечисляет. Вы-то какой социализм предполагаете строить?" - с ехидцей в голосе задал вопрос Чарнота бабуле. Та, даже не задумываясь, голосом молодого чекиста, ответила:
"Мы будем строить наш социализм - пролетарский".
"Пролетарский, - засмеялся Чарнота, - так чтобы его строить нужен пролетариат, а в России его нет".
"Нет, так будет!" - так ответила уже не бабуля, а молодой человек в кожанке, чудесным образом оказавшийся на её месте. Он гневно сверлил взглядом Чарноту и пытался передвинуть кобуру с револьвером на живот.
"Откуда вы его возьмёте в крестьянской России?" - не унимался Чарнота, продолжая задавать вопросы молодому. При этом он приоткрыл саквояж и, сунув в него руку, нащупал рукоятку своего револьвера, который оказался, к его удивлению, в собранном виде.
"У нас есть теоретики, они что-нибудь придумают", - перешёл в оборону молодой.
"Теоретики придумают пролетариат! Ха-ха-ха! Вот это здорово, вот это материализм. Нет, ничего они не придумают, а социализм вы построите, но не пролетарский, а свой - чиновничье-бюрократический". Эти слова были последними, которые смог стерпеть молодой чекист и чуть только Чарнота попытался что-то ещё сказать, как тот заорал:
"Ах, ты контра! Да я тебя...", - и сделал попытку достать револьвер из 203кобуры, но Чарнота его опередил. Ствол генеральского револьвера упёрся в лоб молодого, а Чарнота, стиснув зубы, прошипел ему прямо в ухо:
"Не надо так. Если хочешь всё-таки построить свой социализм, то строй его, но мирно, а не с помощью оружия".
Но молодой не унимался, продолжая попытки достать револьвер, застрявший в кобуре. Чарнота схватил чекиста за руку, в которой должно было появиться оружие, и с размаху попытался ударить его в лоб рукояткой своего револьвера. Однако, не смотря на то, что лоб врага был - вот он, перед глазами, - удар пришёлся в перегородку вагона. Вторая попытка привела к тому же результату. Кто-то сзади схватил Чарноту за руку, он повернулся и увидел перед собой встревоженное лицо Агафонова.
"Евстратий Никифорович, вам что-то плохое приснилось?" - спросило лицо.
"Да уж, приснилось, - окончательно приходя в себя, сказал Чарнота. - Извините, я что, кричал?"
"Да нет, но вы так схватились за столик, что я думал вы его сейчас оторвёте".
"Извините, извините, Клим Владимирович. Это у меня с гражданской".