Игры и люди

Возможно, впрочем, что есть смысл развить это рассуждение до предела. Игра лишь побочным образом является упражнением, даже состязанием или публичным выступлением. Конечно, развиваемым ею способностям полезна такая дополнительная тренировка, которая к тому же носит свободный, интенсивный, шутливый, изобретательный и огражденный характер. Но собственной функцией игры никогда не является развитие какой-либо способности. Цель игры – сама игра. Другое дело, что тренируемые в ней способности – те же самые, которые служат и для учебы, и для серьезных взрослых занятий. Если эти способности неразвиты или слабы, то ребенок одновременно не может ни учиться, ни играть, так как он не умеет ни приспосабливаться к новой ситуации, ни фиксировать внимание, ни подчиняться дисциплине. В этом отношении вполне убедительны наблюдения А. Бронера[97]

. Игра никоим образом не служит прибежищем для дефективных и ненормальных детей. Она претит им так же, как и труд. Эти дети и подростки с расстроенным сознанием оказываются неспособны сколько-нибудь непрерывно или прилежно заниматься как игрой, так и настоящей учебой. Для них игра сводится просто к окказиональному продолжению подвижности, к чистому импульсу без контроля, без меры и без понимания (толкать шар или мяч, в который играют другие, мешать, портить, путать и т. д.). Когда воспитатель сумеет привить им уважение к правилам, а еще лучше склонность самим их придумывать, – это и будет момент их излечения.

Практически нет сомнения, что главное здесь – именно готовность добровольно соблюдать условленные правила. В самом деле, Ж. Шато, как и Ж. Пиаже, настолько признает важность этого факта, что в первом приближении делит все игры на игры с правилами и без правил. Для второй категории он вкратце излагает исследования Грооса, ни прибавляя к ним ничего особенно нового. В отношении же игр с правилами его книга оказывается значительно более содержательным справочником. Устанавливаемое им разграничение игр фигуративных (подражание и иллюзия), объективных (конструирование и работа) и абстрактных (игры с произвольными правилами, на лучшие показатели, и в частности состязательные), вероятно, имеет под собой некоторую почву. Можно также признать вслед за ним, что фигуративные игры ведут к искусству, объективные готовят к труду, а состязательные предвещают спорт.

Г-н Шато дополняет свою классификацию еще одной категорией, которая объединяет те из состязательных игр, где требуется некоторая кооперация, а также танцы и воображаемые церемонии, где движения участников должны быть согласованы между собой. Такая группа не кажется мне однородной и прямо противоречит установленному ранее принципу, противопоставляющему игры с иллюзией и игры с правилами. Игра в прачку, бакалейщицу или солдата всегда представляет собой импровизацию. Чтобы воображать себя больной, булочницей, летчиком или ковбоем, все время требуется выдумка. Напротив, при игре в салки или в кошку на дереве, не говоря уже о футболе, шашках или шахматах, предполагается соблюдение точных правил, позволяющих определить победителя. Объединение под одной рубрикой игр-представлений и игр-состязаний, потому что в тех и других требуется взаимодействие между игроками из одного лагеря, объясняется, по сути, лишь стремлением автора различать разные уровни игр, своего рода возрастные классы: в самом деле, в первом случае речь идет об усложнении простых соревнований, основанных на соперничестве, во втором – о таком же усложнении фигуративных игр, основанных на симуляции.

Оба эти усложнения имеют следствием возникновение командного духа, обязывающего игроков сотрудничать между собой, сочетать свои движения и играть каждый свою роль в общем движении. Тем не менее глубинное родство явно носит вертикальный характер. Ж. Шато всякий раз идет от простого к сложному, потому что старается прежде всего провести стратификацию, соответствующую возрасту детей. Но тем самым лишь усложняются по-прежнему параллельные друг другу структуры.