Игры короля Филиппа (СИ)

   Ферье прикрыл глаза и запел:

   Когда на свет рождались розы, как чистый лик зари,

   Когда вдали стихали грозы, забыв свои бои,

   Когда средь птичьих переливов я лоб твой целовал -

   Ты спал, подобно херувимам на облаках - ты спал.

   Когда в стенах твоих покоев вдруг уместился рай,

   Когда среди снегов и стужи здесь оживился май,

   Когда под пологом из саржи бог легких грез витал -

   Тебя, безудержно рыдая, я за руку держал...

   Винсент навзничь лег на подушки - по тыльной стороне его руки почти невесомо пробежало какое-то насекомое, а он не смог отвести глаз от звездной мерцающей высоты, но в ней он видел больше, чем было дано видеть человеческому оку природой. Это был своеобразный момент истины; Адри смотрел в глаза своей безответной любви - смотрел спокойно и почти равнодушно, осознавая, единственное, что ему будет когда-либо позволено это - пререкаться с фаворитом короля по поводу и без. И неужели он проживет так всю свою жизнь, не имея ничего похожего на привязанность, тихо сгорая в тоске, как свечной огарок, и превращаясь в подобие язвительного жестокого Ферье? Адри уже делал это, он уже говорил с Сэйлином на его языке, играл по его правилам, жил по его законам! Мерзость вдруг нахлынула на него, словно могильный смрад или липкая болотная жижа, а голос Ферье - сильный, совершенный, такой удивительно многогранный - чарующими тонами пел о любви к Филиппу. Винсент закрыл глаза и ощутил, как умиротворенная улыбка кривится на его губах жесткой струной боли. Каждое певучее слово фаворита короля, полное ласки или мольбы, нежности или восторга, откровений или секретов билось в усталом сознании Винсента часовым размеренным ритмом.

   ...Я был когда-то безразличен, я был с самим собой,

   И сердцем от иных отличен - я свой хранил покой

   И не желал ни слез, ни боли, ни счастья, ни любви,

   Когда я встретился с тобою - сдал рубежи свои.

   Я потерялся и заплакал, за сладость губ твоих

   Продал я сердце, продал душу за счастье на двоих,

   И крылья, что просили ветра, расправились легко -

   Когда ты брал меня со страстью жестоко глубоко.

   Я целовал твой мрамор кожи, твой бледный холод губ,

   Я за тобою шел на гибель, пусть даже был ты груб,

   Я рук твоих в слезах касался, предав тебе себя,

   Когда ты мне в лицо смеялся ни капли не любя.

   - Ваши линейные рифмы никуда не годятся, Ферье.

   Услышав несправедливое резюме короля, Винсент вздрогнул и открыл глаза. Вначале он подумал, что ослышался, потому что это не могло быть правдой: даже не кривя душой можно было признать, что талант Ферье совершенен во всех своих проявлениях, будь то стихи, музыка, пение или язвительные комментарии в адрес тех, кто не слишком нравился графу. Но к несчастью, этим вечером Филипп не оценил стараний своего фаворита.

   - Довольно с нас на сегодня музицирования, и поработайте еще над текстом.

   - Как вам угодно.

   Ферье покорно перестал играть, а Адри резко сел, чтобы увидеть выражение его лица - и ничего, совсем ничего, только ледяное безразличное спокойствие. Винсенту пришла в голову совсем нелепая мысль о том, что Сэйлин привык к подобным высказываниям в свой адрес и к той экспрессивности, с которой менялось настроение монарха в вопросах музыки и поэзии.

   Ферье отложил лютню в сторону, расправил плечи рваным движением, словно у него затекла спина.

   И только тут Винсент заметил, что Филипп с благосклонной улыбкой смотрит не на Сэйлина - на него.

   - Я подумал, барон, о скачках, - король порывисто сел, глядя Адри прямо в глаза со странным азартом. - Вы действительно полагаете, что сможете обойти графа?

   Что-то в интересе короля сильно походило на провокацию, сбив поначалу Винсента с толку.

   - Многое будет зависеть от Сафо, - скромно поведал Адри.

   - Вы даже не представляете - сколько, - понизив голос, ответил Филипп. Его брови лукаво приподнялись, тонкие белые пальцы бегло прошлись по вороту собственной сорочки.

   Сэйлин с ироничной улыбкой следил за этим разговором, с сомнением глядя на озадаченного намеками короля Адри.

   - Вы уже потеряли уверенность, барон? Или заранее валите свою неудачу на лошадь? - начал насмехаться он, нужно признать - с неподдельным удовольствием. - Неужели вам не видно: этот холеный ахалтекинец хорош в путешествиях на дальние расстояния, но скачки на скорость его убьют.

   - Поживем-увидим, - кивнул Винсент, обратив внимание, что в тени сада, охваченного тьмой, там, где находились слуги, происходит какое-то оживление.

   Так и было; один из лакеев вскоре робко вошел в круг золотого света и, подойдя к Филиппу, сообщил, что для его милости - барона Винсента Адри пришло письмо. Король нахмурился и не слишком дружелюбно взглянул на молоденького слугу, который побледнел так, что это было видно даже в полумраке, царящем в розарии.

   - Подайте больше света, - приказал Филипп, но кто-то из лакеев уже бежал к ним с большим светильником.

   - Скажите, Адри, вы умеете петь? - спросил монарх, пока Винсент распечатывал конверт.

   - Нет, ваше величество.

   - Жаль, вы могли бы устроить состязание с Ферье и на поприще златокудрых муз.